Борис Фальков - Тарантелла

Она успела понять двусмысленность последней фразы, ещё не выговорив её до конца, и поторопилась исправить обмолвку сразу, чтобы избежать подчёркивающей ошибку паузы. И потому исправила её лишь отчасти.

- Место папочки. Вот и ваш противный prete... простите, padre, за каламбур... все они одинаковы. И тогда - почему бы мне не подозревать в них, и в вашем хозяине реторты, то самое желание насилия, знатоком которого и вы себя представляете? Ну да, ведь и ваш создатель с ретортой - мужчина. И, значит, насилия, мягко говоря, не избегает. Даже хвастается им в своих книжках. А вам-то вот откуда известно, что он - иной, коли про него ничего не может быть известно по определению, даже факт существования его не может быть установлен? Ведь, по-вашему же, он абсолютно непознаваем! А вот мой папочка - наоборот. Познаваем вполне, что там, насквозь виден.

- А я не хуже вас знаю, что наш создатель непознаваем, - возразил священник.

- Да, - подхватил Адамо, - не сперматозоид же он, в самом деле... вашего папочки. Но вы вдумайтесь, если в университетах не разучились это делать: именно зная, что он абсолютно непознаваем, я и знаю про него всё. Не личность же он среди других личностей, как вы вот среди нас, которую можно разложить... по полочкам. Он не кто-то из нас, а никто из нас. Я б сказал, что он - кто этого никто. Не зная про него ничего, я и знаю про него всё. Вон, и Сократ утверждал, что не знает ничего, что его знания - просто ничто. Услыхав его все учёные люди обрадовались. А скажите-ка вы, учёная женщина, не шутка ли это двойного отрицания, обычной двусмысленности речи? Не значит ли фраза Сократа, что он знает только одно, а именно - это ничто? То есть, знает всё про никто, про создателя и хозяина реторты, в которой выпариваются все наши имеющиеся в наличии кто, все наши я?

- Кроме того, он вовсе не предмет познания, - добавил священник. - Предмет познания - мы с вами, вот эти самые я. Его предмет.

- Разумеется, - слизала она с верхней губы выступившие под носом капельки. - Но мне, предмету познания, чтобы верить в существование кого-то меня познающего, надо знать вещи более определённые. Хоть что-нибудь о нём, хотя бы его имя! А то и имя его никому не известно: всё он, да он... Такой и подойдёт - не опознаешь и при самом квалифицированном расследовании, он ли это? Мало ли кругом шляется подобных ему образин. Что, разве не в таких обстоятельствах совершаются изнасилования? Нет, на таких условиях мне в нашего общего создателя поверить трудно, совершенно невозможно. В кого же это? Правда, из местоимения ясен пол, но... тем более: пусть для меня одной, но в таком оскорбительно усечённом роде его для меня просто не существует, не может быть.

- Если вы имеете возможность говорить о нём, хотя бы и в таком роде, хмыкнул священник, - значит, он и для вас как-то есть. Что человеку можно помыслить, то как-то есть. Человек не видит чего-то глазами, так что ж? Значит, оно ещё не открылось ему вполне, ещё для него не тут. Но в своё время, когда-нибудь, не сейчас, а как-нибудь потом, оно и такому человеку обязательно откроется. Да уже ведь и немножко открылось, оно ведь уже немножко и сейчас здесь: в виде нашего разговора о нём. Вам такие разговоры кажутся расплывчатой болтовнёй ни о чём, к тому же слишком пресной и обыденной, и главное оскорбительно далёкой от владеющих вами современных культурных интересов. Но что, скажите, ближе нам, чем обыденное? Что интересует нас и завладевает нами больше, чем происходящее с нами здесь и сейчас? Почему бы и ему не приходить к нам в наряде обыденности, и таким способом владеть нами без дополнительных усилий? Праздники не каждый день, а в будни оно приходит к нам сюда как скромное будничное, и выглядит будничными хлопотами или разговорами о том - о сём. Вот мы сейчас заговорили о нём, о том - и таким способом оно уже среди нас, уже это. Мы говорим - и таким способом оно уже существует здесь и владеет нами. Так что мы всегда говорим о том, что как-то есть, и никогда не можем говорить о том, чего совсем никак нет.

- Но где, где именно оно есть, пусть мне покажут пальцем! - воскликнула она и простучала указательным пальцем по конторке: тра-та. - Разве его можно пощупать? А если достаточно поговорить о чём-то, чтобы оно уже было - то пусть мне покажут манускрипт d'Arezzo. Про него достаточно наговорили, и я, и другие, чтобы и эта тема стала будничной. Так дайте теперь его пощупать, в вашем же обыденном смысле, здесь и сейчас!

- Если вам обязательно кого-нибудь щупать, пощупайте себя, - посоветовал Адамо, - ничего обыденней не существует. Говорят же вам: для вас хозяин реторты пока ещё не здесь, сейчас он для вас ещё потом. Могу сказать то же культурно, чтоб вы поняли: приходите после, в своё время, завтра или на той неделе.

- А без этого, без пощупать, по-настоящему никого нет, - покраснела она. Всё, что есть, есть в настоящем, в действительности, и значит - оно уже что-то, а не ничто. Вы смешиваете в вашей реторте какую-то призрачную будущую возможность и настоящую действительность. А если они одно и то же, по-вашему, и вы уже в действительности щупали этого кто вашего никто, так сообщите определённые результаты: мужчина это был или женщина! Хотя бы это, но определённое! А то вон и падре уже называет его - оно, хотя совсем недавно метал громы в американское Евангелие за такое же новшество... И тогда, возможно, я вам и поверю. А если и вы его не нащупали, то тогда всё остаётся по-прежнему, как оно действительно по-настоящему есть: вашего хозяина выдумали мужчины для порабощения женщин. Вот эта вещь - определённая, и я охотно в неё верю, потому что знаю, что она такое.

- Ах, да бросьте-ка вы это повторять: пол, мужчина-женщина... - поморщился Адамо. - Что же, в такое верить - легко? Полагаете, это вещи вполне определённые? А я вам, предмету познания, заявляю, что эти определённые вещи вы выдумали. Или вам это внушили там, в университете. Заговор против вас, сговор мужчин против женщин... Деточка, вы настолько поглощены собой, что вам и в голову не приходят другие, простейшие объяснения простейшим вещам. Понимаете? Они всем известны, эти объяснения, кроме, увы, вас. Заговоры? Да это жара действует на других так же, как и на вас! Поглядите-ка по сторонам, налево, нет, от вас это направо, и сравните: с обеих сторон - те же нервы, та же подозрительность, то же упрямство в подозрениях. И сами подозрения - те же: в заговоре одной стороны против другой. И тот же гнев, когда выходит не по-вашему. Ну, отсюда и то же хамство, готовность в любой миг взорваться... Узнаёте свой портрет? Нет, конечно, разве вы можете, для вас и это слишком несложные и пресные, примитивные некультурные объяснения. Ну, тогда - прошу пожаловать: бежим по кругу, повторяем одно и то же, потому что мы все отупели от этой жары и бредим. Будь не так жарко в этой вашей реторте, да не услышали бы вы от нас... от них такое! Вообще бы ничего не услышали. А не будь вы так поглощены собой, вам тоже не пришло бы в голову искать другого объяснения, кроме этого простейшего. И вообще, искали бы не мотивы - а причины. Кстати, разве искать причины - не работа учёного, за которого вы себя выдаёте? Так что, если уж вы ищете мотивы, то не жалуйтесь, что вас принимают за сыщика.