Алексей Смирнов - Замкнутое пространство (сборник)

Ему не ответили. Дедуля презрительно поджал губы, а Де-Двоенко, белый от бешенства, стоял соляным столбом.

— Я и сам вижу, — Консерватор указал на две пары рук и ног. — Это посторонние, из земного ведомства. Прикажите вашим людям вышвырнуть их к дьяволу.

Спецназовцы, которые и сами чувствовали себя с похмелья во чужом пиру, непонимающе уставились на майора.

— Выполняйте, — произнес тот еле слышно.

Двое, охранявшие до того Цогоева, который пребывал в полубессознательном состоянии, ухватились за ботинки и манжеты.

— Отлично, — похвалил их Минус Первый, все более входя во вкус. Он обнаглел настолько, что даже позволил себе погладить будтовского кота, и тот свирепо заворчал. — Видите, Спящий, наше дело правое. Не иначе, как сам Господь помогает нам.

Будтов молчал. Новое, оправившись от недавнего удара, наверстывало упущенное. Глаза Захарии Фролыча остекленели; воздушные слои, прилегавшие непосредственно к его телу, стали подрагивать и наполняться слабым, но истинно мистическим сиянием.

Засаду Дудина вышвырнули на лестницу. Оставшиеся агенты, растревоженные милицейскими сапогами, начали садиться. Они держались за головы и мутно смотрели на стоявших, не понимая, кто за кого.

Фрол Захарьевич напитывался парфюмом и оживал на глазах.

— Тут ватерполо смотрел, — сказал он словоохотливо. — Вы знали, что ватерполисты хватают друг друга за яйца? Вот знайте.

Минус Первый заметил Цогоева.

— У вас найдутся какие-нибудь служебные бланки? — вежливо обратился он к Де-Двоенко. — Например, протокольные?

Майор беспомощно взглянул на дедулю. Тот плюнул и обреченно приказал:

— Дай.

— Нет-нет! — Минус Первый выставил ладонь. Ему захотелось окончательно унизить противника. — Мне ничего не надо. Это ваше прикрытие, вы и займитесь. Напишите ему вольную или что там у вас положено. Мол, не имеете претензий и отпускаете на все четыре стороны. Пусть распишется и уходит. Впрочем, я не думаю, что он успеет добраться до дома, — и Консерватор бросил оценивающий взгляд на раздувавшегося Спящего, который стал похож на куколку, готовую разрешиться от непосильного бремени.

Де-Двоенко передернуло. Он не посмел возразить, порылся за пазухой, извлек мятый лист и торопливо написал несколько слов. Потом подошел к Цогоеву, присел на корточки и лично снял с задержанного наручники.

— Распишитесь, Цогоев, — процедил майор. — Вы свободны. Распишитесь и уходите. Чем меньше останется народу, тем проще будет решать проблемы.

Цогоев вцепился в ручку и расписался, разрывая бумагу пером.

— Возьмете с собой в преисподнюю? — осведомился майор, помахивая протоколом.

— А что вам остается, кроме как хамить, — беззаботно сказал Консерватор. — Оставьте себе. Покажете в райских кущах.

Он остановился перед Дашей Капюшоновой:

— Выражаю вам свои искренние соболезнования. Наши планы рухнули. Мы рассчитывали на постепенное развитие событий, на эволюцию… Но увы! Вам не суждено насладиться преимуществами здорового быта.

Даша плюнула в его торжествующее лицо.

Минус Первый обмакнул палец в плевок и задумчиво пососал.

— Какая женщина! — пробормотал он, качая головой. — Нет — что бы ни говорили, а во Сне тоже бывали находки.

Де-Двоенко, наблюдая за происходящим, чувствовал неладное. Что-то не сходилось, где-то открылся изъян. И дело было не в том, что все и вся вот-вот отправится под откос. Этим, конечно, предполагались разные странности, но майора беспокоило нечто другое, неуловимое. Произошло что-то такое, чего никак не могло произойти. И он никак не мог сообразить, что именно. Взгляд Де-Двоенко встревоженно бегал по комнате, прицениваясь к каждой мелочи. И вдруг майор понял: руки!

— Цогоев! — позвал он севшим голосом. — Покажите ваши руки!

Цогоев не ответил. Он растирал запястья и смотрел в пол.

Минус Первый отвлекся от сладкого плевка и нахмурился.

— В чем дело, коллега? — спросил он подозрительно. — Какие руки?

Взволнованный Де-Двоенко отмахнулся. Откуда Консерватору было знать, что Цогоев не мог — физически не мог — расписаться! Для этого, как уже говорилось, требуются пальцы. Хотя бы два. Но после того, как задержанный погостил в милиции, пальцы его сделались непригодными к письму. Если быть честным до конца, то пальцев вообще не осталось.

Но теперь они были!

— Посмотрите на его руки, — прохрипел Де-Двоенко, потрясенный новой догадкой — страшной и ослепительной.

— А что с его руками… — начал Минус Первый и прикусил язык.

Цогоев вскинул голову. В глазах его бушевало негодование.

— Сей мир жесток к посланникам Создателя, — заметил он строго, и тон, которым это было сказано, не предвещал ничего хорошего. — Мне было больно. Слепцы! Вы погрязли в интригах. Но Ревизору ничего не стоит обновить плоть, коль скоро плоть пришла в негодность. Ревизору под силу даже воскреснуть. Поднимитесь над суетой и посмотрите, кто у порога.

Минус Первый проследил за пальцем Цогоева и выронил пистолет.

— Ревизор — это всегда серьезно, — напомнил ему Волнорез, заполнивший собой дверной проем. — Гораздо серьезнее, когда Ревизоров — два.

Вова-Волнорез вдвинулся в комнату.

— Сворачивай базар, — он хмуро, исподлобья посмотрел на Консерватора. Ты попал, конкретно попал.

— И не только базар, — добавил Цогоев, показывая на Будтова. Затормози его.

Воздух вокруг Захарии Фролыча пузырился и играл красками. Спящего окутывала семицветная аура, похожая на праздничный саван.

— Я не могу… это не в моих силах… — выдавил из себя Минус Первый. Но глаза у него бегали, выдавая лживость речей.

— Ну не нам же этим заниматься, — оскорбился Волнорез. — Ты, я вижу, совсем отмороженный. Знаешь, что про тебя Канцелярия пишет? Показать?

— Не надо, — опомнился тот и взмахнул рукой. Будтов раскрыл рот, на секунду уподобившись экзотической рыбе, и с силой выдохнул. Откуда-то издалека донесся приглушенный гром, по комнате пробежала ледяная волна. Вечер, сгустившийся за окном, озарился короткой вспышкой. Цогоев потянул носом:

— По пятьдесят рентген схватили. Вот негодяй!

Де-Двоенко быстро нагнулся к дедулиному уху и что-то прошептал. Его ухищрения оказались напрасными, Цогоев разобрал все.

— Ты слышал, что он сказал? — обратился он к Волнорезу. — Этот умник не понимает, почему к нему прислали черного Ревизора. Ты! — Цогоев грозно шагнул в сторону майора. — В Канцелярии не место земным раздорам, Боги живут в мире и согласии, в атмосфере делового сотрудничества. Гордыня лишила тебя остатков разума. Ты даже не знаешь, кто заступил на дежурство — вот до чего оторвался. Не оторвался — отщепился! Примкнул!

Жарко дыша, надвинулся Вова-Волнорез: