Константин Федин - Бакунин в Дрездене

П е р в ы й с т у д е н т. Друзья, наш Бенедикт - талантливый поэт!

(Студенты рукоплещут.)

Б е н е д и к т. Увы, я так редко слагаю вирши!

В т о р о й с т у д е н т. Тебя не посещают музы?

Б е н е д и к т. Только тогда, когда я выпью...

П е р в ы й с т у д е н т. Но, ведь, ты вечно пьян!

(Хохот.)

В т о р о й с т у д е н т (к Грунерту). Монастырские ликеры есть? Старый Доппелькюммель? Мозельвейн?

Г р у н е р т. Что изволите, господин доктор.

В т о р о й с т у д е н т. Значит, все в порядке?

Г р у н е р т. Так точно, господин доктор.

Б е н е д и к т. В таком случае, во-первых - пива, во-вторых - пива, в-третьих - пива... Словом, сколько ртов, столько литров пива.

П р о ф е с с о р (любуясь студентами). Когда я смотрю на молодежь, вера в великую будущность немецких государств вспыхивает во мне с новой и новой силой.

К л о ц. Золотая пора!

П р о ф е с с о р. Юность! Помните ли вы, сударь, наши годы, старый Гейдельберг, незабвенная Иена...

К л о ц. Такие умы, как Лессинг, сердца, как Шиллер...

П р о ф е с с о р. И этот величайший из немцев - Фридрих. Его дух был еще жив среди нас. Вот, сударь, в чем надо искать спасение немецкого единства - в просвещенном абсолютизме.

К л о ц. Абсолютизм устарел, доктор.

Б е н е д и к т. Silentium!

П е р в ы й с т у д е н т. По уставу корпорации...

В т о р о й с т у д е н т. Нельзя ли без устава: я умру от жажды!

Б е н е д и к т. Silentium!

В т о р о й с т у д е н т. Коллега, смилуйся.

Б е н е д и к т. Согласны ли сделать исключение для жаждущего коллеги?

С т у д е н т ы. Согласны! Пусть!

Б е н е д и к т. Прошу встать.

(Встают, поднимают пивные кружки, образуя из них сплошное кольцо над серединою стола, кричат почти в одно слово "Prosit!", потом дружно подносят кружки к губам и, как по команде, начинают пить.

Головы посетителей обращены в сторону студентов.

Входят Бакунин, Вагнер и Рекель.)

10.

Грунерт, Лотта и др. кельнерши, Клоц, проф. Ионшер, посетители, Данини, Генарт и др. актеры, фрау Грунерт, музыканты, Бенедикт и др. студенты-немцы, Бакунин, Вагнер, Рекель.

(Взоры всех устремляются на вошедших. Они останавливаются в дверях: Вагнер и Рекель по сторонам Бакунина. Бакунин держит подмышкой толстый сверток газет.)

Б а к у н и н (сняв шляпу, вытирает большим платком лицо и шею. Громко). У-фф, чорт, жарко!

(Посетители начинают переглядываться.)

К л о ц. Вот это тот самый, о котором я говорил...

П р о ф е с с о р. Баррикадософ?

К л о ц. Да, это он.

П р о ф е с с о р. Конечно, - чех!

В а г н е р (Бакунину). Оставаться тут - безумие!

Б а к у н и н (тянет Вагнера за рукав). А ты не брыкайся, музыкант.

В а г н е р. Здесь кругом наши недоброжелатели...

Б а к у н и н. В этом кабачке я назначил весьма важное свидание. От него зависит все дальнейшее. Сколько сейчас времени?

(Рекель шутливо показывает на свои жилетные карманы и смеется.)

В а г н е р. Я оставил часы дома...

Б а к у н и н. Да, брат, не замечать своей бедности трудно. (Подходя к профессору и раскланиваясь.) Не можете ли, сударь, сказать, который час?

(Профессор сосредоточенно-угрюмо смотрит на шахматную доску.)

К л о ц (предупредительно). Ровно десять часов.

Б а к у н и н. Очень одолжили. (Увлекает Вагнера с Рекелем к переднему столу.) Лицо, к которому у меня дело, должно скоро прибыть. А теперь я чувствую необходимость вознаградить себя за весь голодный день.

(Вагнер беспокойно озирается.

Рекель неотрывно глядит на Бакунина, словно зачарованный, со счастливой улыбкой на устах.)

Б а к у н и н. Что есть на кухне?

Л о т т а. Можно приготовить по вашему желанию, сударь.

Б а к у н и н. Друзья, вы примете участие? Нет? Тогда вот что: отбивную котлету с каким-нибудь соусом и яичницу. Сыр есть? Отлично, дайте и сыру. Всего - двойную порцию.

Л о т т а. Для двух персон?

Б а к у н и н. Готовьте на двоих, мы разберемся. Хлеба дайте как следует, не по-вашему. А сначала - стакан водки.

Л о т т а. Вина? Какого желает, сударь?

Б а к у н и н. Не вина, а водки.

Л о т т а. Хлебной водки, сударь?

Б а к у н и н. Совершенно верно, настоящей хлебной водки.

Л о т т а (всплескивая руками). Стакан!

Б а к у н и н. Ну, да, стакан.

Л о т т а. Больше ничего, сударь?

Б а к у н и н. Пока все.

В а г н е р. У нас есть Нирштейн, Михаил.

Б а к у н и н. Пейте себе на здоровье. Поражаюсь вашей способности сидеть целый вечер за стаканом вина и принимать это зубное полосканье микроскопическими глоточками.

В а г н е р. Неужели ты не ощущаешь наслаждения, когда пьешь?

Б а к у н и н. Вкусовые наслаждения - гурманство. Человек должен есть и пить не для вкуса, а для действия.

Б е н е д и к т. Вы не находите, коллеги, что все это могло быть сказано и менее громко?

П е р в ы й с т у д е н т. Это какая-то Иерихонская труба!

В т о р о й с т у д е н т. Он решил заткнуть ее полдюжиной завтраков!

(Студенты смеются.)

Б а к у н и н (медленно поворачивает к ним голову. Рекелю). Вот бы тебе эту публику в "Листок", писать юмористику...

Б е н е д и к т (вскакивает, как уколотый). Прошу вас, сударь, взять ваши слова назад!

Б а к у н и н (так же громко Рекелю). Нигде нет такой пустой молодежи, как у вас.

(Страшный шум и негодующие возгласы за столом студентов, повскакавших со своих мест.)

В а г н е р. Прошу тебя, Михаил...

П е р в ы й с т у д е н т. Мы требуем удовлетворения!

В т о р о й с т у д е н т. Вы ответите за это!

С т у д е н т ы. Грубиян! Мы заставим вас молчать! Неслыханно! Дерзость!

Б е н е д и к т (пробираясь между друзей). Если вы полагаете, что наша корпорация оставит такое оскорбление без последствий... (подходит вплотную к Бакунину) то вы ошибаетесь. Мы заставим вас извиниться публично, или дать нам удовлетворение... Мы заставим, сударь!

П е р в ы й с т у д е н т. Подлец!

(Бакунин грузно встает. Выпрямляется, словно потягиваясь. Молча смотрит Бенедикту в глаза, громадный и спокойный.

Безмолвная борьба происходит в напряженной тишине пивной.

Бенедикт с'ежился, ушел в свой сюртук, как в раковину.)

Б е н е д и к т. Я... если вы (отступает на шаг), если вы...

Г р у н е р т. Ох, Господи!

Б а к у н и н (точно погаснув, опускается на стул). Уберите от меня этого молодого человека.

(Шум возобновляется. Всюду горячо жестикулируют, особенно за столом студентов.)

П р о ф е с с о р (кидает опасливо-злобные взгляды на Бакунина). Молодые коллеги! Пятно, брошенное этим... м-м... развязным чужеземцем, ложится позором не только на вас, но и на все немецкое студенчество. Ваш долг, ваша обязанность, ваша честь...

К л о ц. Доктор, вы подливаете масла в огонь...

Б е н е д и к т (выкрикивает). Мы еще посчитаемся!

П е р в ы й с т у д е н т. Я его обозвал подлецом!

В т о р о й с т у д е н т. Он проглотит "подлеца" в виде соуса с котлетами!

П е р в ы й с т у д е н т. Трус!

(Студенты свистят и шаркают ногами.