Александр Грибоедов - Горе от ума (сборник)

Нет, не слыхала я.

Уж странность подлинно! – Она и мать моя
Век были по всему противных свойств и правил.
Не знаю, между их как случай связь составил,
А только матушка с ней так дружна была,
Что на руки меня к ней вовсе отдала!
Представьте же себе: я в дом попала знатный,
У Ладовой на всё расход невероятный!
И шляпкам, и шаля́м, и платьям счету нет,
И собирается у ней весь модный свет:
Вчера концертный день, а нынче танцовальный,
А завтра что-нибудь другое. – Натурально,
Вы можете судить, что в этаком дому
До бережливости нет дела никому.

Зараза! истинно зараза! жаль, родная,
Смерть жалко! хоть кого испортит жизнь такая.

Позвольте досказать. Мне скоро щегольство
И весь графинин быт: шум, пышность, мотовство
И давка вечная в передней за долгами —
Так опротивели, что рада, между нами,
Была я убежать бог ведает куда!
Так опротивели! что лучше бы всегда
Я ела черный хлеб, в серпянке бы ходила,
Да лишь бы суетно так время не губила.

Ужли, голубушка! да как же это ты?
Я, я свертелась бы от этой суеты!
Вот ум не де́вичий! – К чему ты наклонилась?
Что потеряла?

Здесь булавочка светилась,
Сейчас я видела. Вот тут она была,
На этом месте, здесь. – А! вот она! нашла.

Ведь и булавочка нам может пригодиться.

Как? из булавки ты изволила трудиться?
Чем больше думаю и на тебя гляжу,
И слушаю тебя, ума не приложу.
Диковина, мой свет! Уж ты ли не водилась
С большими барами? а всё с пути не сбилась!

Напротив, многим я обязана тому,
Что столько времени жила в большом дому.
Когда к француженкам поедем мы, бывало,
Графине только бы купить что ни попало;
А я тихохонько высматриваю всё,
Как там работают, кроят и то и сё,
И выпрошу себе остатков, лоскуточков,
Отрезочков от лент, матерьицы кусочков,
И дома, запершись, крою себе, крою.
Теперь же, верите ль, я что угодно шью,
Вы не увидите на мне чужой работы —
Вот ни на эстолько.

Помилуй, друг мой, что ты?
Клад сущий, – и тебе подобной не сыскать!

Я шелком, золотом умею вышивать.
Бывало, прочие лишь заняты весельем,
На ба́лах день и ночь, а я за рукодельем;
Что вышью, продаю; работою своей
Скопила наконец до тысячи рублей.

Теперь на свете нет вещей невероятных.
Скопила! – Чем? – Трудом! воспитана у знатных!
Свершилась над тобой господня благодать.
Дай, радость, дай скорей себя расцеловать! —

Вот, если б был Любим степенный и толковый,
Вот счастье! вот оно! вот! случай здесь готовый!
И услужил бы всем, родным бы и себе,
Когда женился бы он, друг мой, на тебе.
Уму бы разуму его ты научала,
Любила бы его, мотать бы не давала;
А то, слышь, в Питере он сватанье завел!
Там русскую мамзель какую-то нашел!
Преаккуратная головушка, я чаю.

А почему же знать?

Как почему? – Я знаю.

Конечно, это вам известнее, чем мне.

Вот то-то, видишь ли, что всей его родне
Она не по нутру. – Не может, чай, дождаться,
Когда Любимовы родные все сваля́тся,
Чтоб поскорей по них наследство получить;
Того не думает, чтобы самой нажить.
Хоть об себе скажу: не без труда скопила
Я кое-что. Нет! трем мужьям, трем угодила!
Легко ли вытерпеть от них мне довелось —
При жизни что́ хлопот! по смерти сколько слез!

Я, друг мой, кажется, в тебе не обманулась.
По воле божией, когда б ты приглянулась
Любиму нашему и вышла б за него,
Не расточила бы наследства моего.
Да и полюбишься ему ты, вероятно:
Свежа как маков цвет, ведешь себя опрятно,
А франтов нынешних немудрено прельстить.
Ты по-французскому умеешь говорить?

Умею несколько.

И! верно мастерица.
Им только надобно…

Послушай-ка, сестрица!
Вот толк об чем у нас: не правда ли, она
Любиму нашему ведь по всему жена?

Я то же говорю.

Ты говоришь… Я знаю,
Что это быть должно, я этого желаю,
На этом настою. Как хочет он, Любим,
Я вразумлю его, и, по словам моим,
Он петербургские все шашни позабудет.
Пожалуй-ка, сестра, когда к тебе он будет.
Пришли его ко мне. – А между тем, прощай!
К тебе, признаться, я попала невзначай;
Шла к тетке Звонкиной, с ней перемолвить нужно
Так кой об чем. – Прости!

Ах! жаль, что
недосужно,
А то бы мы с тобой… прошу нас навещать.
Ты говорила мне, что любишь вышивать;
На это мастерство у нас есть заведенье,
Туда свожу тебя, увидишь: загляденье,
Отцу Пафнутию какие ризы шьют!

Скажи ж Любимушке, чтоб на себя взял труд,
Заехал бы ко мне. – Быть может, и без брани,
Авось!.. загадывать я не хочу заране.
Авось!.. не ведает никто, что впереди.
Сестра! без проводов! останься! не ходи!

Ну, нет! любить, как ты, на бешенство похоже.

А так любить, как ты, и не любить – всё то же.

Кто с Лизою твои все ссоры перечтет?

Зато с ее сестрой ты холоден, как лед.

Подумай, как вчера ты с нею обходился.
Ты дулся и молчал, бесился и бранился;
Бог знает из чего, кричал, уж так кричал,
Что я со стороны, куда уйти, не знал.
Как Лиза ни добра, ей это надоело,
Она рассорилась с тобою – и за дело.

Она же ссорится! и я же виноват!
И мне приятели признаться в том велят!
От этих женщин мы чего не переносим?
А кончится одним: что мы прощенья просим.