Дмитрий Красавин - Микеланджело из Мологи

- Это Леонид Витальевич Собинов, - пояснил неслышно подошедший сзади старичок, - а аккомпанирует ему (видите, вон там, в левом углу сцены) Карсунский, муж Александры Витальевной, сестры Собинова. Леонид Витальевич в двадцатые годы часто приезжал к своей сестре в Мологу и всегда давал небольшие концерты для жителей города.

Я оторвал взгляд от картины и повернулся к старичку.

- Давайте познакомимся, - предложил он и протянул мне руку: - Павел Миронович Деволантов.

- Андрей Лийв, - ответил я, сжимая пальцами его широкую ладонь.

- Как? - переспросил он.

- Лийв Андрей, - повторил я и пояснил: - Я русский, но дед и бабушка по отцу эстонцы.

- Значит, если с одной стороны предки эстонцы, а с другой...

- Нет, - не совсем вежливо оборвал я арифметические вычисления своего нового знакомого. - Дважды два не всегда четыре - отец тоже русский. Просто его родители пропали в войну без вести, когда он был еще младенцем. Эстонская семья спасла моего отца от гибели, вырастила, воспитала, дала фамилию, но сам он русский.

- Понятно, - кивнул головой мой новый знакомый и, сделав широкий жест рукой, пригласил: - Прошу к столу!

Все еще находясь под впечатлением увиденных картин, я машинально сел на стоявший около стола невысокий деревянный стул с резной спинкой. Ни есть, ни пить мне не хотелось. Отдавая дань гостеприимству хозяина я пригубил капельку коньяка, которым восхищалась королева Великобритании, и задал тот вопрос, без ответа на который теперь просто не мог уйти из этого помещения:

- Скажите, а как звать ту молодую...

- Настя, - ответил Деволантов, почему-то сразу поняв, о ком я спрашиваю.

- Я недавно где-то встречал ее...

Павел Миронович улыбнулся. Как мне показалось, несколько загадочно. Потом, после небольшой паузы, покачал отрицательно головой:

- Это маловероятно. Я знал Настю еще до войны. Родом она из Мологи. Какое-то время жила в Москве. Сейчас, если ей удалось в войну выжить, она уже почтенная шестидесятилетняя дама и, конечно же, совсем не похожа на ту довоенную девчонку, которая улыбается с картины. Ну а Вам, как я полагаю, нет еще и тридцати?

- Двадцать четыре, - уточнил я.

Мы немного помолчали. Павел Миронович разлил по чашкам чай и предложил мне не стесняться - налегать на бутерброды. Я поблагодарил, сказал, что не хочу портить вкуса коньяка. Уверенность в том, что я где-то недавно видел подобные Настиным глаза, губы, не покидала меня. Может, они мне просто снились? А может, разгадка в том странном слове "Молога", которое Деволантов упомянул уже дважды за время нашего разговора. Судя по контексту, это было название какой-то обширной местности или довольно известного города. Там располагался тот богатый дом, в гостиной которого пел Собинов, там жила когда-то эта загадочная девочка, Настя. Должно быть, где-то рядом с Мологой находился и великолепный дворцово-парковый ансамбль "Иловна", не уступающий по красоте знаменитым московским или питерским ансамблям, и раскинувшийся вдоль берега широкой реки большой монастырь, и поразившие меня разноцветьем трав заливные луга. Спросить напрямую о том, где находится эта местность, я постеснялся и, допив из бокала последние капли французского коньяка, с видом знатока, как будто название было давно у меня на слуху, поинтересовался:

- А Вы давно последний раз бывали в Мологе?

- В Мологе?! - Павел Миронович настолько удивился моему вопросу, что поперхнулся чаем.

- Ну да, в Мологе. А что особенного я спросил?

- Да нет, ничего, - Павел Миронович поставил чашку на стол, внимательно посмотрел мне в глаза и слегка иронично, с налетом грусти по поводу моего невежества, заметил: - Видите ли, любезный, дома, скверы, храмы, улицы и площади древнего русского города Молога находятся на дне моря. К сожалению, я не аквалангист...

- А как же....

- А так. Мологу можно увидеть лишь на старых выцветших фотографиях и на этих вот, - Павел Миронович указал рукой в направлении ниш, - бесценных по своей исторической и культурной значимости картинах.

- Но это невозможно! - воскликнул я. - В России последние тысячу лет никаких землетрясений не случалось! А значит, никакие города на дно морское не опускались! Или Вы мистифицируете меня или путаете отзвуки реальных событий - неприятности от весеннего паводка - с легендой о граде Китеже.

- К сожалению, деяния людей бывают страшнее любых паводков и землетрясений.

Деволантов допил остывший чай, какое-то время помолчал задумавшись и затем не торопясь, как будто продолжая чтение прерванного на середине страницы текста, начал рассказывать:

- Это случилось весной 1941 года. Претворяя в жизнь ленинский план ГОЭРЛО, недалеко от города Рыбинска, в местечке Переборы, строители перекрыли последний пролет гигантской плотины, стянувшей друг к другу высокие волжские берега тоннами железа, бетона и телами заживо замурованных заключенных "Волглага". Воды Волги и Шексны, встретив на своем пути непреодолимую преграду, стали подниматься до проектной отметки в 102 метра. Перехлестывая через берега, они растекались все шире и шире, медленно, неотвратимо затапливая громадную территорию, почти вдвое превышающую по площади государство Люксембур.1) Под водой оказалось около 700 сел и деревень, сотни тысяч гектаров плодороднейших пашен, леса, луга с семенными травами, памятники культуры, старины... Частично были подтоплены города Калязин, Углич, Пошехонье, Весьегонск, Мышкин, Брейтово. Один из прекраснейших старинных провинциальных русских городов, Молога, навсегда скрылся под зеркалом речных вод.

Павел Миронович говорил не торопясь, часто делал паузы между предложениями, как бы предварительно читая каждую фразу внутри себя,корректируя, сообразуясь с моими эмоциями и лишь затем произнося вслух.

Безусловно, я еще со школьной скамьи знал о ленинском плане ГОЭРЛО, о Рыбинском водохранилище. Все эти знания были прочно увязаны с чувствами восхищения и даже преклонения перед созидательной мощью наших дедов, их мужеством, верностью идее. Никто и никогда не говорил о том, что сооружение Рыбинской ГЭС обернулось для сотен тысяч россиян трагедией, перед лицом которой меркнет даже трагедия жителей легендарной Атлантиды. Ведь Атлантиду низвергли на дно океана боги, а Мологу и Мологский край затопили братья, сестры, сыновья, отцы, сограждане тех, кто там жил. Последнее придавало рассказу о мологской трагедии характер безысходности - если от гнева богов можно найти защиту в молитвах, то одержимых идеями людей не останавливает ничто. Помимо чисто человеческого, культурного, исторического фактора оказывается и экономически строительство ГЭС было мало оправдано. В начале ХХ века на территории, затопленной ныне водами Рыбинского водохранилища, собиралось не менее 8 млн. пудов сена, вырабатывалось 55 тыс. пудов масла, более 10 тыс. пудов сыра. А бескрайние леса, щедрые на грибы да ягоды, сочная трава в рост человека на Боронишинском лугу2), рыбацкое приволье, песчаные пляжи, протянувшиеся вдоль правого берега Волги и левого берега Мологи на многие километры, чистая прозрачная вода этих рек - разве все это не имело экономической ценности?