Исмаил Гараев - Сходка

- Я вернулся, - сказал он, - как и должен был, раз не умер между комнатой свиданий и камерой.

- Так и надо, - проговорил Зверь.

Явер передал обе корзины наверх, потому что он не мог воспользоваться даже принадлежавшим ему, как своим, пока те, что наверху, не просмотрят все и не отберут то, что захотят, для себя. "Хозяину" возвращается оставшееся. От этих полных корзин Яверу вообще могло ничего не достаться, все зависело от настроения Воров. Но как бы там ни было, кое-что перепало бы и Прошляку, потому что во время "сходки" "грешника" нельзя было держать голодным, допрашивать голодным. Это не "по закону".

Если у воровских любая вещь грешника была за "падло", то к хлебу, еде это не относилось. Можно было есть их еду, пить их выпивку, только не за одним столом. Это было привилегией "чистых парней".

На этот раз они даже корзин Явера не тронули.

- Забери, - сказал Зверь, - у нас все есть.

Настаивать Явер не мог: если он повторит свое предложение, это будет означать, что Прошляк, столько лет бывший Вором, понятия не имеет о самых обычных законах воровского мира.

Спустив вниз корзины, он поставил из на железное, прикрепленное к столу сидение и сел на самый край нар, прислонившись к железной опоре.

- Сколько у тебя детей? - это был голос Тигра, его можно было различить среди сотен голосов, потому что шел он из толстой длинной шеи, становясь все грубее и ужаснее. Ужас этот распахивал его рот, выбивался наружу и впивался в мозг окружающих, леденя середину головы. Не было человека, который, услышав его, не вздрогнет, и волосы его не встанут дыбом.

Потому ли Явер так быстро заговорил или здесь был какой-то путанный счет, или перед ним оказалась трудноразрешимая задача? К тому же Явер не ждал такого вопроса, не был готов к нему. Напрягшись, как натянутая струна, видя, что стрела нацелена ему прямо в грудь и меж бровей и не имея сил шевельнутся, как распятый, он словно вместо пушечного выстрела вдруг услышал мушиное жужжание. Ему почудились признаки некоего милосердия в Ворах. Изумление на мгновение заморозило разум, от которого в данный момент требовалось больше гибкости, чем обычно. А может, это была просто безотчетная радость - Явер этого не осознавал. Может, этот голос был милостью, которой осыпали его сверху? Иначе почему спрашивает об этом Тигр? Какое отношение это имеет к сходке? Ведь в воровском мире семья, дети, их потребность в отце, муже в расчет не брались. Могли ли Воры его простить? Конечно, если бы захотели. На что бы они ссылались, на что опирались, чем удержали бы этот обвал? Если захотят, что-нибудь найдут. Найти - ничего не стоит. А что, к примеру?

Голос Тигра будто задремал на стенах и теперь, проснувшись, проревел, как раненый медведь:

- Ну что, не слышишь?

- Двое, третий скоро будет.

- Жена работает?

- Работает.

- Где?

- В школе.

- Кем?

- Учительницей.

- Что преподает?

- Математику.

- Любит, наверное, свой предмет?

- Любит.

- Тогда жена твоя - четкий человек, потому что предмет, которому она учит детей, отличается точностью.

- Да, она такая.

- А ты тоже точен по отношению к ней?

Яверу и в голову не приходило, что Тигр так, окольными путями сообщит ему о завершении "сходки".

- Я?.. - он стал заикаться.

Тигр не стал продолжать начатый разговор, а обратился к прошлому, к далеким, давним временам:

- Не скажу, в каком веке конкретно, но знаю, что когда-то очень давно было у нас пять библиотек, назывались они то ли школой, то ли академией. Там хранились книги дороже золота, изучали все науки, а во главе всех наук стояла математика, из-за точности своей. Тот, кто не знал хорошо математики, считался безграмотным, даже если другие предметы знал наизусть.

- Я тоже забыл эту дату, но мне кажется, что это должен быть седьмой век, - в разговор вмешался Зверь, причем он не кичился, не хотел просто показать свою осведомленность. Воры очень много читают: их дело - есть и спать, так что без книги их не увидишь. К тому же у них крепкая память. Они никогда не забывают того, что видели хоть раз, их память, как архив, в котором слой за слоем откладывается все, что они слышат, видят, читают и, когда надо, быстро находят там необходимое. - И поэт Низами, знающий все тайны земли и неба, - продолжал он, - обогатился знаниями благодаря этой академии, только вот описательность и яркие краски - его собственные, от природы.

Помолчали. Когда в таких ситуациях вдруг замолкают голоса, человеку кажется, что даже воздух от страха прячется, а сам ты находишься в море, вцепившись в обломок погибшего корабля. Мрак окутал водную гладь, нигде в небе нет ни пятнышка света, из небесной дали слышны лишь звуки плача. Иногда на лицо, на голову тебе капают оттуда горячие слезы и, если бы не ветерок, выжгли бы они, как кислота, те места, куда падают. И уже как реальность воспринимаешь то, что свет перевернулся - небо на земле, а земля - на небе, не станут же люди оплакивать своих мертвых на небесах. Услышав рыдания, у тебя уже не остается сомнений в том, что когда матери, невесты и сестры, белыми руками убрав с лиц своих черные пряди волос, до крови расцарапали свои белые лица, мир перевернулся... Даже если увидишь все верно и точно, не осознаешь этого, решишь, что над головой у тебя, действительно, земля, и воздух ее не удержит, и она всей тяжестью своих гор и скал упадет на тебя...

Явер вдруг вскочил и кинулся не к двери, а к "северу", ударившись о стену. Он не упал, но зашиб колено. Боль иглой пронзила мозг, поворочалась там, как будто оттуда надо извлечь желтую колючку чертополоха, а пока ищут ее, колят и колят иглой, раздирая кожу и мясо.

Эта боль вернула на прежнее место небо и землю Явера, когда он увидел, что Тигр и Зверь смотрят на него сверху с легким удивлением, точно они знали и были готовы к тому, что некое высокое строение должно рухнуть и сравняться с землей. Видел он и то, как посмотрели они друг на друга все объясняющими взглядами, они не ускользнули от него, заметил также, как они однозначно смежили веки, как бы подтверждая одну и ту же мысль - "да, это так".

Явер немало встречал в преступном мире тех, кто под гнетом тяжести душевного состояния оказывался как бы не в себе. Скольких из них сгрызли думы, лишив душевного покоя. Неопытный шофер останавливает машину на спуске, она летит, разбивается и перед глазами - нескончаемым потоком гримасы погибших. Их не забыл Явер. Он понял, что теперь тоже находится вне реальности, не в себе, и верхние это почувствовали.

Он вернулся на свое место и сел, потирая колено.

Зверь, придвинувшись к краю, свесил ноги так, что голова Явера оказалась между ними:

- Ты точен?

Ответить было нетрудно, Явер уже пришел в себя и знал их реакцию, если он заявит, что "точен", поэтому он не стал кидаться вброд, а словно бы перекинул мост через это глубокое "ущелье":