Николай Гарин-Михайловский - Гимназисты (Семейная хроника - 2)

- Да ведь пристает...

- Ну и черт с ним. Человек мстительный, требовательный, только создашь такие отношения...

- Черт его знает, обидно стало: я, главное, знаю, чего ему хочется. Чтоб я сказал, что вот будем вращать до тех пор, пока вершина А совпадет с вершиной D...

Рыльский, Долба и Дарсье удивленно смотрели на Корнева.

- Если знал, зачем же ты не сказал?

- Да когда же я в этом смысла не вижу.

- Ну, уж это... - махнул рукой Рыльский и засмеялся.

Рассмеялся и Долба.

- Нет, ты уж того...

- Ну, какой смысл, объясни?! - вспыхнул Корнев.

- Да никакого, - сухо смерил его глазами Рыльский, - а экзамена не выдержишь...

- Ну и черт с ним...

- Разве, - проговорил пренебрежительно Рыльский.

- Я, собственно, совершенно согласен с Корневым, - вмешался Карташев, не все ли равно сказать: будем вращать или наложим.

- Ну, и говорите на здоровье. Станьте вот перед этой стенкой и пробивайте ее головой.

- Эка мудрец какой, подумаешь, - возразил Корнев, раздумчиво грызя ногти.

- Вот тебе и мудрец... Вечером у тебя?

- Приходите...

Дальше всех по одной и той же дороге было Семенову, Карташеву и Корневу.

Когда они дошли до перекрестка, с которого расходились дороги, Корнев обратился к Карташеву:

- Тебе ведь все равно: пойдем со мной.

Карташев обыкновенно ходил с Семеновым, но сегодня его тянуло к Корневу, и он, не смотря на Семенова, сказал:

- Хорошо.

- Идешь? - спросил отрывисто Семенов, протягивая руку, и сухо добавил: - Ну, прощай.

Карташев постарался сжать ему как можно сильнее руку, но Семенов, не взглянув на него, попрощался с Корневым и быстро пошел по улице, маршируя в своем долгополом пальто, выпячивая грудь и выпрямляясь, точно проглотил аршин.

- Вылитый отец, - заметил Корнев, наблюдая его вслед. - Даже приседает так, хотя воображает, вероятно, что марширует на славу.

Карташев ничего не ответил, и оба шли молча.

- Послушай, - начал Корнев, - я тебя, откровенно сказать, не понимаю. Ведь не можешь же ты не понимать, что вся та компания, которой ты окружил себя, ниже тебя? Я не понимаю, какое удовольствие можно находить в общении с людьми, ниже тебя стоящими? Ведь от такого общества поглупеть только можно... Ведь не можешь же ты не понимать, что они глупее тебя?

Корнев остановился и ждал ответа. Карташев молчал.

- Я положительно не могу понять этого, - повторил Корнев.

Карташев сам не знал, что ответить Корневу. Согласиться, что его друзья глупее его, ему не позволяла совесть, а вместе с тем слова Корнева приятно льстили его самолюбию.

- А я тебя не понимаю, - мягко заговорил Карташев, - твоей, да и всех вас резкости со всеми теми, кого вы считаете ниже себя...

- Например?

- Да вот хотя с Вервицким, Берендей, Мурским...

- Послушай, да ведь это же окончательные дураки.

- Но чем же они виноваты? А между тем они так же страдают, как и другие. Ты бросишь ему дурака и думать забыл, а он мучится.

- Ну, уж и мучится.

- И как еще!.. Да я тебе откровенно скажу про себя: другой раз вы мне наговорите такого, что положительно в тупик станешь: может, действительно дурак... Тоска такая нападает, что, кажется, лег бы и умер.

- Да и никогда тебя дураком и не называл никто; говорили, что ты... ну, не читаешь ничего... Ведь это ж верно?

- Собственно, видишь ли, я читаю и много читал, но только все это как-то несистематично.

Корнев усиленно грыз ногти.

- Писарева читал? - спросил он тихо, точно нехотя.

- И Писемского читал.

- Не Писемского, а Писарева. Писемский беллетрист, а Писарев критик и публицист.

"Беллетрист", "публицист" - всё слова, в первый раз касавшиеся уха Карташева. Его бросило в жар, ему сделалось стыдно, и уж он открыл было рот, чтобы сказать, что и Писарева читал, как вдруг передумал и грустно признался:

- Нет, не читал.

Искренний тон Карташева тронул Корнева.

- Если хочешь, зайдем - я дам тебе.

- С удовольствием, - согласился Карташев, догадываясь, что Писарев и был тот источник, который вдохновлял Корнева и его друзей.

- Странная вещь, - говорил между тем Корнев. - Говорят, твоя мать такая умная и развитая женщина - и не познакомила тебя с писателями, без знания которых труднее обойтись образованному человеку, чем без классического сухаря...

- Моя мать тоже против классического образования. Я теперь вспоминаю, она мне Писарева даже предлагала, но я сам, откровенно говоря, все как-то откладывал.

- Не могла ж она не читать... Вы какие журналы получаете?

- Мы, собственно, никаких не получаем.

- Ведь вы богатые люди?

Карташев решительно не знал, богатая женщина его мать или нет, и скорее даже был склонен думать, что никакого богатства у них нет, потому что и дом и именье были заложены, но ответил:

- Кажется, у матери есть средства.

- У нас ничего нет. Только вот что батька заработает. Мой отец в таможне. Но хотя там можно, он ничего не берет, - это я знаю, потому что у нас, кроме двух выигрышных билетов, ничего нет. Родитель молчит, но мать у меня из мещанок, жалуется и не раз показывала.

Голос Корнева звучал какой-то иронией, и Карташеву неприятно было, что он так отзывается о своей матери.

Они подошли к высокому белому дому, в котором помещалась женская гимназия, как раз в то время, когда оттуда выходили гимназистки.

В самой густой толпе учениц, куда, как-то ничего не замечая, затесались Карташев и Корнев, Корнева окрикнула стройная гимназистка лет пятнадцати.

- Вася! - проговорила она, сверкнула своими небольшими острыми глазками и весело рассмеялась.

- А-а! - ответил небрежно Корнев. - Наше вам.

- Ну, довольно, довольно...

- Сестрица, - отрекомендовал пренебрежительно Корнев, обращаясь к Карташеву.

- Вот я маме скажу, какой ты невежа, - ответила гимназистка, вспыхнув и покраснев до волос. - Разве так знакомят?

Карташев залюбовался румянцем девушки и, встретившись с ней глазами, сконфуженно снял шапку.

- Ах, скажите пожалуйста! - прежним тоном сказал Корнев. - Ну познакомьтесь... Сестра... Карташев...

- У вас есть сестра?

И едва Карташев успел ответить, она засыпала его вопросами: так же ли он груб с своими сестрами? так же ли от него мало толку? так же ли он никуда с ними ходить не хочет и такие же ли у него друзья, которые всё читают какие-то дурацкие книжки и никого знать не хотят?

- Поехали, - сказал Корнев и стал грызть ногти.

Карташев, идя с сестрой Корнева, сделал новое открытие, а именно, что он образцовый брат, хотя Зина и не скупилась ему на упреки. Приняв это к сведению, он стал выгораживать, как мог, своего товарища и уверять, что все это ей только кажется.

- Пожалуйста, не трудись, - перебил его Корнев. - Все, что она говорит, одна чистая правда, но дело в том, что я не желаю быть другим...

- Видите, какой он...

И, посмотрев на брата, топнув ногой, прибавила: