Лев Толстой - Дневники

Часто меня посещают, и четвертого дня я вздумал записать, кто да кто были? Были: 1) От Гиля убившийся в шахте крестьянин. Я послал его к Голднблатту. 2) Потом солдатка о возвращении мужа. Я написал ей прошение.

3) Потом ребята с железной дороги. Отобрал им книжки.

4) Потом барыня из Тифлиса о религиозном воспитании. Высказал ей, что думал. В понедельник, вторник тоже не меньше посетителей. Так что хорошо. Записать:

[...] 2) Очень важное для статьи "Новая жизнь". Главная ошибка борющихся с существующим злом та, что хотят бороться извне. Перестроится мир не извне, а изнутри. И потому вся энергия на внутреннюю работу. [...]

2 августа 1904.Ясная Поляна. Все не пишется. Решил вчера сначала без поправок или почти без поправок писать о значении религии. И хорошо обдумал это. Съехались все сыновья провожать Андрюшу и Ольга. Война волнует, но меньше, потому что пар пошел в работу. Записать то, что вообще и что к статье о религии. Именно:

1) Слушая музыку и задавая себе вопрос: почему такая и в таком темпе, вперед как бы определенная последовательность звуков? я подумал, что это оттого, что в искусстве музыки, поэзии художник открывает завесу будущего показывает, что должно быть. И мы соглашаемся с ним, потому что видим за художником то, что должно быть или уже есть в будущем. То же - и в высшей степени - в нравственной проповеди, в пророчестве.

2) Пришло в голову восторженно блаженное состояние женщины-красавицы, знающей, что ею любуются, в то время как она слушает прекрасную музыку и знает, чувствует, что на нее смотрят.

3) Буду писать прямо в статью.

Жизнь никогда не стоит на месте, а всегда не переставая движется, движется кругами, как будто возвращающими все живущее, через уничтожение, к прежнему несуществованию; в сущности же эти самые круги в своем возникновении и исчезновении составляют новые, другие, большие круги, которые, также возникая и уничтожаясь, составляют еще большие круги, и так до бесконечности и вверх и вниз.

Знаем мы это прежде всего и яснее всего, несомненнее всего по своей жизни, начинающейся рождением, продолжающейся усилением, доходящим до мертвой, неподвижной точки, и потом равномерно ослабевающей и кончающейся не ничем, а смертью. Отличие рождения и смерти от возникновения из ничего и уничтожения в ничто - то, что, хотя жизнь как бы возвращается к своему началу, она возвращается иная, чем та, которой началась. Там был ребенок, - при смерти старец.

Так что процесс жизни не бесцелен, каким бы он был при простом возникновении и исчезновении, а цель его, очевидно, сделать из ребенка юношу, мужа, старца. То же самое можем видеть мы и вверху или впереди. То же самое видим мы и внизу или позади в жизнях бесчисленных клеток, составляющих тело, возникающих и умирающих. Тела наши составляют частицы того большого круга, который совершает земля, солнце, которые также рожаются, стараются и умирают. Все, что мы видим, знаем, подлежит этому закону жизни - рождения и смерти. В микроскопических телах мы не видим этого потому, что процесс совершается слишком скоро, в телескопических не видим потому, что процесс для нас слишком медленен. Знаем мы твердо этот процесс только в себе. Для чего-то нужно всякому человеческому существу переделаться из ребенка в старика и во время этой переделки исполнить какое-то назначение. Если бы цель жизни состояла только в том, чтобы люди переделывались из детей в стариков, то люди не умирали бы до старости. Если же цель жизни состояла бы только в служении людей друг другу, людям совсем не нужно было бы умирать.

Так что жизнь человеческая есть и рост жизни и служение.

Закон этот рождения, роста и умирания относится не к одной телесной стороне жизни, но и к духовной. Духовная жизнь зарождается, растет и доходит до зенита не на середине жизни, но на конце ее.

10 августа 1904.Ясная Поляна. Давно не писал. Дня четыре был нездоров. Все не работается, но думается хорошо. Составляю дня четыре новый календарь. Вчера приехала Таня из Пирогова, и, как всегда, смерть застает неготовым, заставляет все внимательнее и внимательнее вникать в жизнь и смерть.[...]

15 августа 1904.Пирогово. Три дня здесь. Понемногу заболевал, и вчера было совсем худо: жар и, главное, изжога жестокая. У Сережи было очень тяжело. Он жестоко страдает и физически и нравственно, не смиряясь. Я ничего не мог ему сделать, сказать хорошего, полезного. Первый день переводил, вчера ничего не делал, нынче неожиданно нашел начало статьи о религии и написал 1 1/2 главы. Вдруг стало ясно в голове, и я понял, что мое нездоровье уж готовилось. Оттого тупость.

Заглавие надо дать: "Одна причина всего", или "Свет стал тьмою", или "Без бога".

Записать надо:

1) Люди придумывают себе признаки величия: цари, полководцы, поэты. Но это все ложь. Всякий видит насквозь, что ничего нет и царь - голый.

Но мудрецы, пророки?.. Да, они нам кажутся полезнее других людей, но все-таки они не только не велики, но ни на волос не больше других людей. Вся их мудрость, святость, пророчество ничто в сравнении с совершенной мудростью, святостью. И они не больше других. Величия для людей нет, есть только исполнение, большее или меньшее исполнение или неисполнение должного. И это хорошо. Так лучше. Ищи не величия, а должного. [...]

17 августа 1904.Пирогово. Нынче гораздо лучше; поправляюсь. Думаю идти к Сереже. Вчера сидел на воздухе, гулял. Кое-что записал. Сейчас думал о том, что решительно надо оставить мысль отделывать свои сочинения. А надо писать то, что уясняется в голове, как сложилось по разным отделам: 1) мудрости религии - философии; 2) художественных вещей: а) "Воскресения", б) Декабристов, Николая, в) поправки ясные написанному художественному; 3) Воспоминания. Воспоминания непременно надо записывать, как вспомнится: какие времена, состояния, чувства живо вспомнятся и покажутся стоящими записи. Это очень бы было хорошо. Не знаю, удастся ли.

Записать:

1) Кощунство, возмущающее меня не умышленно, а непосредственно, не икона в помойной яме, не Евангелие вместо оберточной и всякой бумаги (хотя и тут испытываю что-то неприятное), но то, когда говорят шутя, играя, забавляясь софизмами, о нравственности, добре, любви, разуме, боге, как это делает Жером Жером, которого я читаю здесь, и как делают это многие и многие и научные, и журнальные, и художественные писатели и нарочно и нечаянно.

2) Гуляя, вспомнил живо свое душевное состояние в молодости, в особенности после военной службы. До этого еще было живо, чуть живо стремление совершенствоваться. Во имя чего, я не определял, не знал, но чувствовал - есть то, во имя чего это нужно. Но после военной службы я был совершенно свободен от всяких духовных уз, то есть совсем раб своего животного. Было одно, во имя чего я еще мог принести в жертву похоти животного и даже жизнь самого животного (война, дуэль, к которой всегда готовился), и только одно, а то все было возможно. И так было до 50 лет. Как бы я хотел избавить от этого людей! [...]