Лев Толстой - Дневники

5 мая.Был обед Тургенева, в котором я, глупо оскорбленный стихом Некрасова, всем наговорил неприятного. Тургенев уехал. Мне грустно тем более, что я ничего не пишу.

8 мая.Вчера узнал, что отпуск мой выйдет очень не скоро. Обедал у Блудова. Скучно. Ездил на острова с Шович. Приятно. Вечером сидел у Оболенского с Аксаковым, И. Киреевским и другими славянофилами. Заметно, что они ищут врага, которого нет. Их взгляд слишком тесен и не задевающий за живое, чтобы найти отпор. Он не нужен. Цель их, как и всякого соединения умственной деятельности людей совещаниями и полемикой, значительно изменилась, расширилась и в основании стали серьезные истины, как семейный быт, община, православие. Но они роняют их той злобой, как бы ожидающей возражений, с которой они их высказывают. Выгоднее бы было более спокойствия и Wurde [достоинства (нем.)]. Особенно касательно православия, во-первых, потому, что, признавая справедливость их мнения о важности участия сего элемента в народной жизни, нельзя не признать, с более высокой точки зрения, уродливости его выражения и несостоятельности исторической, во-вторых, потому, что цензура сжимает рот их противникам.

Третьего дня был у Милютина Николая. Он обещал вести меня к Левшину.

11 мая.Вчера утром написал письмо Татьяне Александровне и докладную записку. В 2 часа был в Министерстве внутренних дел. Левшин сухо меня принял. За что не возьмешься теперь в России, все переделывают, а для переделки люди старые и потому неспособные. Обедал у Шевич, написал у Некрасова проект и послал. [...]

12 мая.С утра пришел Михаил Иславин, потом Соковнин и Тим. Тим просил писать текст в листке. Я очень рад. Обедал у Некрасова. Фет - душка и славный талант. Мне было весело. Вечер пробыл у Толстых, читал "Гусаров". Там есть Мальцева, милая и почему-то ужасно смешная женщина - наивность какая-то 35-летняя, непритворная, и старушечьи морщинки и пукли. Вернувшись домой, нашел записку от Васьки и Аполошки и ужасно обрадовался, как влюбленный. Как-то все светло стало. Да, лучшее средство к истинному счастию в жизни это: без всяких законов пускать из себя во все стороны, как паук, цепкую паутину любви и ловить туда все, что попало, и старушку, и ребенка, и женщину, и квартального.

13 мая.Встал в 9. Пошел на гимнастику. Без друзей скучно. Читал "Морской сборник". Погодина с наслаждением прибил бы по щекам. Подлая лесть, приправленная славянофильством. Новая штучка. Все празднества московские какая нерусская черта. Левшин сказал, что докладывал министру; но все-таки дал ответ evasif [уклончивый (фр.)]. Буду писать проект, несмотря на то. Обедал у Кокорева. Щи, варенец, шампанское, золотая солонка на русский манер. Дичь, безвкусие, неясность. Статья Кокорева умна, но безобразна, он перебирает все раны экономические слегка. Зашел к М. Г. Ничего, ничего, молчание. Тургеневых не было дома. Опять провел вечер у Толстой. Опять старушка Мальцева.

15 мая.Встал поздно, привел в порядок бумаги, написал письмо Тургеневу. Была Александра Николаевна. Пошел к Фету, с ним на биржу, оттуда к Дюссо обедать с Макаровым, Мещерским, Горбуновым, Долгоруков[ым]. Оттуда в театр.

[...] Нынче встал в 3. Пришел Королев, Горбунов и Долгоруков. Первый неглупый и милый малый. Повел его обедать к Некрасову. Он плох, но я его начинаю любить. Оттуда поехал в штаб. Отпуск выйдет завтра. [...]

16 мая.Встал поздно, пришел Фет и Трузсон. Последний прелестно сказал, что второй гусар писан без любви. Ездил к Константинову, обедал у Некрасова, они мне очень льстили. [...]

17 мая.Утром пришли Горбунов и Долгоруков, Прац и Колбасин 2-й, последнему отдал из 10 процентов издание "Детства" и "Отрочества". Поехал в 12 часов, было скучно дорогой. Сначала с А. Ланским, а потом с австрийским каким-то дипломатом. Читал "Лишнего человека". Ужасно приторно, кокетливо, умно и игриво.

18 мая.[Москва.] Приехал в 10 прямо к Перфильевым. Два толстые бутуса. Васенька все-таки хорош, и очень. Ездил обедать к старым Перфильевым. Вареньки не было; но не было скучно. Приезжал какой-то игрок с разлитой желчью, из армян, с Владимиром на шее и хорошенькой женой, урожденной графиней Паниной. Избитый тип и отношения в литературе, но который мне первый раз привелось видеть. После обеда ездил в Кунцево. Застал пустую дачу прехорошенькую, книги, сигары, стакан воды, запотевший от льду, который в нем растаял. Дружинина первого встретил в саду, потом Боткина, вечером пришел Григорьев, и мы болтали до 12-ти весьма приятно. Одни говорят, что ругают, другие говорят, больше литераторы. что "Гусаров" хвалят.

19 мая.[Сергиев посад.] Боткин довез меня в 8 часов до конторы, и я поехал в Троицу с кривым старичком, худощавым молодым человеком и смешливым, рыжим, красным офицером. Было очень скучно, да и голова разболелась так, что я с тетенькой был сух. Она все та же. Тщеславие, маленькая, красивая чувствительность и доброта. В церкви раут: Мальцева, Горчаковы, Талызина, простой народ расталкивают солдаты. Вечером поболтали с тетенькой, в 12 часов пошел посидел еще часик у Горчаковых. Я был весел.

20 мая.[Сергиев посад. - Москва.] Проснулся поздно, почитал какое-то житие, записал две, три штуки и пошел в церковь. Опять оно на меня нашло, то же расположение духа, игривое. Был в ризнице. Точно раек показывают и тут же прикладывается, а старушка-зрительница так и воет от радости. Евмений утащил к себе, я его просил писать в Ясную. Наскоро простился с тетенькой, обещая ее взять в деревню, и уехал.

Барыни со мной ехали, одна учительша прелестная, загорелая от ходьбы. У Перфильевых пробыл вечер с Костенькой. Юрий Оболенский приезжал. Поедем с ним обедать к С. Аксакову.

21 мая.Утром были Калошины и Загоскин. Обедал у Аксакова. Познакомился с Хомяковым. Остроумный человек. Спорил с Константином о сельском чтении, которое он считает невозможным. Вечером у Горчаковых с Сергеем Дмитриевичем спорил о совершенно противном; Сергей Дмитриевич уверял, что самый развратный класс крестьяне. Разумеется, я из западника сделался жестоким славянофилом.

22 мая.Обедал у Дьяковой. Не узнал Александрин Оболенскую, так она переменилась. Я не ожидал ее видеть, поэтому чувство, которое она возбудила во мне, было ужасно сильно. От них ездил к Аксаковым, слушал 4-й отрывок. Хорош, но старика захвалили. Вернулся к Дьяковым, танцевал немного и выехал оттуда, с Александром Сухотиным, страстно влюбленным человеком.

Да и теперь мне ужасно больно вспомнить о том счастии, которое могло быть мое и которое досталось отличному человеку Андрею Оболенскому. Сухотину рассказал свое чувство, он понял его тем более, что его, кажется, разделяет.