А Герцен - Скуки ради

Достоинств Женевы кто не знает. Каподистрия в те веселые времена, когда Европа танцевала свою историю на конгрессах и вся пахла flour d'orang'eм и белыми лилиями, сравнивал Женеву с ладанкой, в которой бережется кабардинская струя, напоминающая что-то Европе своим запахом Каподистрия был правей покойного императора Павла 1. намывавшего движение в Женеве "бурями в стакане". Конечно, привыкнув брить за единицу меры пространство от Петербурга до Камчатки, Женена может показаться не только стаканом, но и рюмкой, - но одной рюмки мохуса было действительно достаточно, чтобы во всей Европе поняли, что известный мохус существует, В ней. как в фокусе, усиленно я сокращенно отражается все движение и все движения современной истории с тем преувеличением, которое имеют Альпы на выпуклых каргах и капли под микроскопом.

Вы видите, я далек от того, чтоб клеветать на рюмку, служившую ,вска целые гаванью всем преследуемым за грех мысли, бежавшим в нее с четырех сторон, - на рюмку, из которой вышел Руссо и со дна которой Вольтер мутил Европу. Но что же мне делать, когда при всем атом чего-то в ней недостает.

Наружно женевцы давно бросили свой отталкивающий пиетизм, свою канцелярскую, педантскую обрядность. Женева в этом даже опередила Англию; в ней человек может, не теряя честного имени, кредита, места, уроков и приглашений на обеды, не явиться яе-енолько воскресений в предике [церковной проповеди (от нем. predigt)]. Но за спавшей с души коростой кальвини ша осталась постно-сморщенная кожа. Эти формы без содержания, эти рябины прошлой болезни уцелели вместе с сухой раздражительностью, е приемами прежней нетерпимости. Женева похожа ва расстриженного пагера, потерявшего веру, во не потерявшего клерикальные манеры.

Кто-то сказал, что в каждом женевце остается на веки веков след двух простуд, двух холодных дуновений: бизы [северного ветра (от фр bise)] и Кальвина, - и, кто бы ни сказал, это совершенно верно, но он забыл прибавить, что к двум прирожденным простудам прибавляются разные пограничные оггепкп и осложнения: савойские - немного с зобом внутри, французские - с coup d'etat'cкими [От фp. coup d etat - государственный переворот] но ползноввениями и централизационными стремлениями Все это вместе составляет в общем швейцарском характере, тоже больше свежем, чем любезном, особый оттенок - женевский, конечно, очень хороший, но не то, чтобы чрезвычайно приятный,

Женевец - гражданин и буржуа, гражданин раздражительный, буржуа агрессивный, несколько хищный и всегда готовый сдать сдачу крупной медной монетой дурного чекана. Между собой у них расплата идет свирепее о быстрее, чем с нашим братом. Иностранца, особенно туриста, пока не намечают в нем наклонности к оседлой жизни щадят, как хорошую оброчную статью в выгодный транзитный товар. Таких соображений между жителями быть не может. На другие кантоны женевцы смотрят свысока, они нарочно не знают по-немецки Вообще надобно заметить, что у швейцарцев два, три. даже четыре патриотизма и, стало быть, столько же ненавистен. Есть патриотизм федеральный в есть кантональный; федеральный, в свою очередь, раздвоен на романский и германский. Как добрые родственники, граждане разных кантонов любят собираться на семейные праздники, вместе покушать и попить, пострелять в цель, попеть духовную музыку и послушать светских речей, после чего, как настоящие родственники, они возвращаются по домам с той же завистью и нелюбовью друг к другу, с которой пришли, c теми же пересудами и взаимными антипатиями.

В германской Швейцарии вы встречаете на каждом шагу ту природную, наивную, англо-саксонскую грубость и бессознательную неотесанность, которая очень неприятна, но не оскорбительна, которая сердит, не озлобляя, так, как сердит неповоротливость осла, слона. Женевец, заимствуя у немецких кантонов это патриархальное свойство, усложняет его, переводя на французский язык, не имеющий столько емкости или выразительности по этой части, и, мало этого, он возводит простодушную соседскую грубость в квадрат преднамеренной дерзостью и сознательным sans facon [бесцеремонность (фр.)]. Он наступает на ногу, зная, что это очень больно; он скорее потому-то и позволяет себе это маленькое удовольствие, что знает.

То, что у немецкого немца идет до приторности, чем он производит в непривычном морскую болезнь, и что называется словом, не переводимым ни на какой язык, - словом Gemiitlichkeit [уют (нем.)], это до такой степени отсутствует в женевце, что вы от него бежите и без морской болезни. К тому же женевец особенно скучен, когда он весел, и пуще всего, когда разострится. Вероятно, во времена женевских либертинов они были размашистее, смеялись смешно и острили не тупым концом ума, но они выродились.

Так, как у женевцев следа нет немецкой задушевности, так у них нет признака сельского, горного элемента, сохранившегося в других местах Швейцарии; женевцам не нужно ни полей, ни деревьев, - им за все и про все служит издали Mont Blanc и вблизи озера. Если он хочет гулять за городом, у него есть на то пароходы с фальшивящей музыкой и двигающимся рестораном. Богатые уезжают в загородные дома, но бедное населенье женевское не имеет ничего подобного маленьким местечкам возле Берна, Люцерна, разным Шенцли, Гютчли, Ютли; есть кое-где несчастные пивные с кеглями - вот и все. Впрочем, надобно я то сказать, женевцу некогда много ездить ins Griine: [за город (нем.)] все время, остающееся от промысла, он посвящает делам отечества, выбирает, выбирается, поддерживает одних, топит других и постоянно сердится. К тому же его торговые дела именно и идут бойко только в то время когда людям в городе душно.

Главный промысел Женевы, так же как и всей городской Швейцарии, стада туристов, прогоняемые горами и озерами из Англия в Италию и из Италии в Англию. Наших соотечественников, делающих также свои два пути по Швейцария, и больше, чем когда-нибудь, не так дорого пенят, - "не стоят столько", по американскому выражению, - как прежде, до 19 февраля 1861 года, Англичане и американцы котируются выше Женева к торговле пространствами, вершинами и долинами, водами и водопадами, пропастями и утесами прибавляет торговлю временем и продает каждому путешественнику часы и даже цепочку, несмотря на то что у всякого есть свои [В Женеве до того усовершенствовали теперь измерение времени, что узнать, который час, если не невозможно, то чрезвычайно трудно. Как ни посмотришь - все разный час: Один циферблат показывает парижское время (оно, верно, отстает aujourd'hui [в настояшее время (фр.)]), другой бернское (полагать надобно, совсем нейдет), наконец, женевское (по карманным часам Кальвина на том свете), (Примеч. А. И. Герцена.)].

В отправлении своей коммерции с иностранцами женевский торговец является во всей своей оригинальности: он сердится на свода жертву за ее опыты самосохранения и, мало что сердится, - в случае упорства оскорбляет бранью и криком. Иностранец, который но поддается, в глазах женевца что-то вроде вора.