Мария Голованивская - Противоречие по сути

- Она подала в суд на компанию, изготавливающую микроволновые печи, проговорил профиль, и ладонь развернулась книзу.

- Делать ей нечего, - промычало справа.

- Не скажи.

Настюшка задыхалась от волнения: "Король идет! - воскликнула великолепная птица".

- Дурында ты, - не выдержал я и заржал.

- Да ты послушай, послушай, ты глухой мальчишка, все вы, мальчишки, глухие и заскорузлые. "Когда Эрос, вне себя от восторга, увидел перед собой спящую Фрею, внезапно раздался оглушительный грохот. От принцессы к мечу пробежала яркая искра. Эрос уронил меч и запечатлел на ее свежих устах..."

- Гадость, - оборвал я, - девичьи грезы, зеленые и огромные, как парниковые огурцы!

В меня полетела сначала книжка, затем подушка, пришли ее родители и насилу растащили нас, уже переходивших в рукопашную. Из всех моих странствий я писал ей нежные письма.

- Она отсудила десять миллионов долларов у компании - ни хиханьки, - в инструкции-то не было указано, что в печи нельзя сушить животных. - Ладонь плавно опустилась на подлокотник.

- Охренели. А чего там еще нельзя сушить? - Хохот. - Может, попробовать?

Я, конечно бы, рассказал тогда Настюше о Наташе, она была единственной, кому я иногда рассказывал о редких и смутных проблесках чувств во мне, она всегда считала меня "не по этой части", таким же хладнокровным, как и мои любимые морские твари. "Наташина" история, конечно же, переменила бы ее взгляд на меня, но не вышло, не случилось, мы занимались бы с ней на веранде, разучивали бы итальянские фразы и позднее ее призрак присоединился бы к столь любимым мною призракам, населявшим дом: отца, Настюши, бабушки - маминой мамы - стройной, строгой, худощавой, непререкаемой, тени былых друзей, изменившихся, растворившихся в пространстве, во времени, я решил поговорить с Наташей и еще раз проговорил, теперь уже уверенно и твердо:

- Я поговорю с ней! Давай, заканчивай сборы! Когда электричка?

Весь коридор был заставлен сумками, пакетами и рюкзаками. Мама, несмотря ни на что, предпочитала все, что только возможно, перевозить из Москвы. Она стояла в защитного цвета расклешенных штанишках, клетчатой, застегнутой под горло ковбойке и в такой же защитной курточке. Китайская продукция периода всеобъемлющей дружбы с Китаем. Бодрая, оживленная, волосы прикрыты кепицей с огромным козырьком. Я разулыбался.

- Наташа должна приехать минут через пятнадцать. Мы с Маргаритой Афанасьевной говорили, и она предложила, и это, конечно же, удобнее, чем на электричке, Наташа так благодарна тебе за твои уроки, столько вещей, совершенно естественно...

- Ты что, звонила ей?

- А что здесь такого, она внучатая племянница моей старинной подруги, помнишь, я же тебе говорила, Кирочкина сестра, ты назад с ней вернешься, чем по этим электричкам, в конце концов можно, она очень, очень хорошо к тебе относится, она сама позвонила.

Через пятнадцать минут влетела улыбающаяся Наташа в сопровождении розовощекого жеребца по имени Андрей, она дважды назвала меня Петром Ивановичем, подчеркнуто вежливо объяснила, что маму они перевезут сами, что я могу не беспокоиться, что к уроку она все выучила, мама ласково трепала ее по щеке, приговаривая: "Умница ты моя"...

Сзади отчаянно шуршали пакетом. Старик сделался совершенно синим. Дискуссия о собачке переродилась в ленивые метафизические прения относительно дозволенного, запрещенного, лукавства формулировок и всеобщего права. По салону внезапно распространился необъяснимый запах крутых яиц. Некто впереди вскочил с места, дабы достать какую-то свою ручную кладь и был немедленно усажен на место стремительной стюардессой. Самолет садился. Десны пылали, но горло, кажется, совершенно перестало болеть. Это подтвердил и один глоток, и второй, и третий. "Миллион, миллион, миллион алых роз", - заклинал динамик.

18

Корни небесные - город, залитый мраком, с жемчужными нитями магистралей, всякое движение иллюзорно - самолет словно висит, только иногда заваливается набок, забивая иллюминатор беспросветной ночной чернотой, рывками увеличивает масштаб, укрупняя разношерстные квадраты под брюхом, коробчонки с окошечками, прилипших к автостраде букашек. Свист и треск окончательно сводят происходящее к пугающей правдоподобности аттракциона в детском парке, кажется, заест одна из шестеренок - и застрянем на верхотуре или, наоборот, обрушимся вниз, соединив в нелепой инфантильной привязанности к развлечениям трагическое и смешное. Клюющая носом сонная птица, мечтающая о том, чтобы прикорнуть в своем асфальтовом загончике, тянущая постылый груз и спотыкающаяся о каждую воздушную кочку, сотрясающаяся...

- У меня тоже были проблемы с почками, - говорит Мишель подруге осторожным шепотом, - эта наша национальная проблема - опущение органов и недержание мочи... Просто статистики нет, - кто же в таком признается? - но специальные прокладки в супермаркетах пользуются большим спросом.

Я посмотрел на Мишель - отекает на глазах. Почерневший сосед, распухшая Мишель, расквасившиеся от водки умники впереди, Мальвина, дрожащими руками накладывающая себе пилюль и накапывающая каких-то капель, мое перевязанное горло и гноящиеся глаза...

- Это связано, - методично продолжила Мишель после аккуратной паузы, - с нашей конституцией, я имею в виду конституцию тела, конечно же, мы маленькие и вытянутые, поэтому органы просто давят друг на друга. Небось, американские кобылицы или немецкие коровы не страдают подобными расстройствами.

Подруга - утешительно:

- У нас средний срок жизни женщины восемьдесят пять лет, ты знала?

- Тошнит, - выпалил мальчик, - папа, тошнит!

- Боже мой, - пробормотал старик, - нету страшнее перемен, чем перемены давления.

- Понимаешь, - оживилась Мишель в ответ на что-то крайне мало заметное, просто человечество еще не научилось как следует бороться с пылью. Нет на земле такого места, где не было бы пыли, а ты знаешь, что такое пыль?

- Отходы жизнедеятельности каких-то небесных тел? - вежливо предположила подруга.

- Отнюдь, - отрезала Мишель, - пыль - это микроскопический молниеносно размножающийся клещ, вползающий через поры и отравляющий внутри все живое.

- Сами вы пыль! - еле выговорил старик. - Почему вы так орете, вы что, не видите, что здесь все спят?

- Во всяком случае, некоторые на удивление крепко, - прошипела в ответ Мишель.

Я закрыл лицо ладонью.

Однажды Наташа пришла в каком-то несусветном прозрачном платье и все время стояла у окна. Значит, она хотела мне себя показать. Ведь так, так? Тогда она была покладиста, послушна и улыбчива. Мы говорили о прошлом, о первом воспоминании, о детстве.

- Хочешь, я расскажу тебе, как я впервые солгала? - предложила Наташа.

- Только не забывай о согласовании времен, - напомнил я.