Ирина Головкина - Побежденные (Часть 3)

- Что ты, что ты, тетя Зиночка! Нет, нет, не все! Вот лизни пробку сразу лучше станет, - обрывающимся голосом лепечет Ася.

- Стригунчик, Стригунчик, - едва шепчет Зинаида Глебовна.

Ася бросается в сотый раз на лестницу - лестница пуста. Она бежит обратно и, увидев, что Зинаида Глебовна схватилась за грудь и ловит воздух посиневшими губами, бросается стучать к соседке.

- Ревекка Исааковна! Умоляю - выйдите! Я бегу вниз вызывать "скорую".

Ревекка выходит, запахивая на ходу халат, идет к постели. Ася стремглав мчится вниз.

- Кажется, уже не дышит, - говорит ей Ревекка, когда она возвращается.

Ася берет холодную руку Зинаиды Глебовны, смотрит на изменившееся, иное лицо. Где ты, где ты, тетя Зина?

Глава пятая

Предъявив главному врачу больницы повестку о вызове в большой дом и, разумеется, тотчас получив разрешение отлучиться, Леля вернулась в рентгеновский кабинет. Угрюмая и молчаливая, она машинально выслушивала болтовню молоденькой, курносой и быстроглазой санитарки, которая застегивала на ней сестринский халат.

- Больных много? - перебила она санитарку.

- Со стационара - пятка, плечо и череп, да двенадцать - на просвечивание грудной клетки, а из большого дома - двое на просвечивание кишок; опять тот же конвойный привел, ждут за дверьми.

- Какой "тот же", Поля?

- А тот, которому я приглянулась в прошлый раз - помните, смеялись мы? Я уж ему сказала: коли кишок просвечивание - значит, барием кормить, да смотреть по три раза, засидитесь тут. А он смеется: сколько потребуется, столько и просидим, говорит, время-то казенное!

Леля устало вздохнула.

- Начать придется с них. Достаньте барий, Поля, я приготовлю смесь. Опять проглотили что-нибудь?

- Гвоздей, говорит, наглотались, ну и народец! - усмехнулась Поля.

- Это не с радости делают, Поля! Где сопроводительные бланки? Дайте мне, я занесу в журнал. А рентгеноскопию легких придется перенести на завтра - сегодня я работаю только до двенадцати, санкция начальства уже имеется.

Поля протянула ей бланки со штампом большого дома, Леля бросила на них равнодушный взгляд, но внезапно вздрогнула: Дашков Олег? Что такое? Почудилось или в самом деле он? Пятьдесят восьмая! Кто ж другой?

Она оперлась дрожащей рукой на стол.

- Эй, Елена Львовна, никак дурно вам? - окликнула Поля, доставая порошки из аптечного шкафчика.

- Не дурно, нет, - с усилием ответила Леля.

Она побежала к двери. Вот конвой, а вот и заключенные! Все сидели на деревянной скамье у входа в кабинет со стороны лестницы.

Когда она выбежала, один Олег поднялся, остальные остались как были. Он встал, но ни одна черта в его лице не дрогнула - была ли это все та же свойственная ему во всем выдержка или он догадывался, что увидит ее, и приготовился заранее? Глаза их встретились на одну секунду и тотчас, как по команде, разошлись. Но ей выдержки все-таки не хватало: губы ее задрожали так, что она их прикусила, и не могла начать говорить - боялась, что голос сорвется и выдаст ее. Конвойный - рослый, хамоватый парень - заговорил первый:

- Опять к вам меня прислали, товарищ ренгенотехник, с двумя вот молодчиками. Велено просвечивание кишок сделать. Я бланки сдал вашей санитарочке. Ежели возможно, так начинайте уж с нас, чтобы задержать недолго: "черный ворон" ведь дожидается.

Леля тщательно старалась овладеть собой и все еще не решалась заговорить. Она перевела глаза на второго заключенного: по типу уголовник, грубые черты, взлохмаченная голова с низким лбом; он припал к спине скамейки, держась руками за живот, и тихо подвывал, как больное животное.

- Этому плохо, кажется? - сдавленным голосом проговорила, наконец, Леля.

- Народ ведь такой отчаянный, товарищ! Никак за ими не уследишь: и градусники и гвозди - все глотают! А потом отвечай за их. На лестницу сейчас еле поднялись - этот вот совсем валится.

Леля взглянула на бланк.

- Это - Дашков? - умышленно спросила она, указывая на уголовника.

- Дашков - это я, - сказал Олег. - Я ничего не глотал, у меня повреждена рука, просвечивание кишок мне не нужно.

Леля только тут увидела, что он держал правую руку в левой и она была замотана тряпкой.

- Что с рукой? - спросила она, глядя мимо него и стараясь принять официальный тон, хотя продолжала дрожать.

- Сломаны пальцы, - ответил он, и в этот раз у него тоже как будто пресекся голос.

Санитарка, вышедшая вслед за Лелей, заахала:

- Матушка-голубушка! На какие только выдумки они не горазды! Слыхано ля, пальцы себе ломают!

- Я не ломал, мне их сломали! - сказал Олег.

Конвойный стукнул винтовкой:

- Не разговаривать! Отвечать на вопросы только!

Леля поняла - Олег сказал эти слова, чтобы дать ей понять о форме допроса, которому был подвергнут. Белая пелена задернула ей глаза... На несколько секунд ей и впрямь стало дурно. Призвав на помощь всю свою волю, она опять взялась за бланки и нашла, наконец, в себе силы прочитать и разобраться в написанном.

- Дашков назначен на снимок правой кисти, а на просвечивание кишок Никифоров, - сказала она уже более спокойно.

- Точно ли, товарищ? Насчет гвоздей, помнится, о двоих говорили? возразил конвойный.

- Совершенно точно, если я говорю. Ведите обоих в кабинет, - и Леля пошла не оборачиваясь.

Поля приблизились к стонавшему уголовнику и взяла его под руку.

- Ну, идем. Подымайся, идем! Чего уж тут! Любишь кататься, люби и саночки возить!

Тот поднялся, шатаясь. Они вошли первыми, за ними Олег, за Олегом конвойные.

- Подождите за дверьми, - сказала Леля, останавливая последних.

- Нет уж, разрешите и нам, товарищ. У этих обоих по целой катушке, видать, "вышка" ждет, будущие смертники. Боязно с глаз спустить, - возразил тот же парень.

Леля содрогнулась и быстро взглянула на Олега: он не изменился в лице - или для него это не было новостью, или он не придавал значения разговору конвоя.

- В нашем кабинете окна решетчатые, а ключ от второго выхода в надежном месте, я отвечаю за свои слова. Останетесь за дверьми, настаивала Леля. Но конвойный не отходил.

- Нет, товарищ! Конешно, извиняюсь, но не отойду. Наказывали глаз не спускать. Народ уж больно отчаянный. Разрешите войти хоть одному мне. Я у самой двери сяду, не помешаю. Ведь я на службе, товарищ.

Леля не решилась более настаивать. Конвойный вошел и опустился у двери на табурет; заключенных провели к топчану в глубину комнаты. Леля мучительно искала выхода.

Она окликнула санитарку и нырнула в темную проявительную. Поля пошла за ней; они остановились друг против друга при свете красных фонарей.

- Поля, я вас попрошу об одном одолжении. В свою очередь обещаю выручить вас или услужить вам чем только смогу. То, о чем я попрошу, очень важно для меня, Поля.

- Да что вы этак волнуетесь, Елена Львовна? Вы, может, без денег - так я одолжу с радостью.