Ирина Головкина - Побежденные (Часть 3)

Разбитая, с тяжелой головой, она через силу поднялась с койки и никому не смотрела в глаза, как автомат, проделывая ряд необходимых движений.

После переклички она встала в обычное построение по четыре человека в ряд, чтобы следовать на трелевку. "Если я теперь не сумею и струшу - я полное ничтожество!" - думала она.

Прочитали обычную формулировку с угрожающим финалом:

- Шаг вправо, шаг влево считаю побегом; стреляю без предупреждения.

Алешка и Косым - один впереди, другой сзади - повели бригаду к месту работы.

Вышли за зону. Уродливые казармы и колючая проволока остались позади. В лицо повеяло чистым полевым воздухом; вдали зазеленела тайга; белые снега были залиты солнцем.

"Нельзя откладывать, нельзя... Надо теперь же, пока идем строем, пока открытое место... Небо по-весеннему светлое сегодня и голубое, голубое... Ну... Господи, благослови!"

Она стремительно вырвалась из строя и бросилась в сторону.

- Стой! - неистово завопил Алешка, а товарищи по бригаде подхватили каждый по-своему:

- Елена Львовна, остановитесь! Нелидова, вы себя губите!

И вдруг затихли... Все замерло... Должно быть, стрелки прицелились.

Она не оборачивалась и набавляла скорость, делая вид, что направляется к лесу, и перепрыгивая через рытвины.

- Рехнулась ты, что ли, Аленка! - Голос Алешки-стрелка по-человечески дрогнул.

"Так он еще не целится этот дурак?.. Что же он медлит?" И вот другой голос - гортанный и резкий - рассек воздух:

- Цэлюсь!

"А! Вот оно! Теперь кончено - смерть. Господи, помоги! Сделай так, чтобы разом, чтобы скорее!" - поднялось со дна ее души, как последняя молитва.

Она закрыла глаза, но не остановилась. Удар!

Ропшин вошел в дизентерийную палату и взял Вячеслава за локоть:

- Вячеслав, на правах друга... Ведь мы с тобой друзья? Вячеслав, я знаю, как ты всегда мужественен, но... там опять принесли носилки... Выйди в приемный покой.

Это был четвертый выстрел за месяц, четвертая смерть, помимо дизентерии и тифа, уносивших жертву за жертвой.

В этот же вечер в лагере вспыхнула забастовка.

В женском бараке ничего не было известно о готовящемся. За ужином внезапно один из мужчин поднялся и сказал в самодельный рупор:

- Друзья заключенные! Не работать, пищу не принимать! Требуем комиссию из Москвы для пересмотра нашего режима и смены начальства и конвоя. Чем солидарнее мы будем, тем быстрее добьемся уступок, и да не найдется между нами штрейкбрехеров.

Это говорил политический - бывший эсер, побывавший перед тем в Соловках, где в одну из забастовок сам отрубил себе в виде протеста палец.

Восстание было подхвачено дружно, хотя многие втихомолку досадовали и шептались по углам.

Говорили: "Это все затевают "с большими сроками", которым терять нечего". Говорили: "Им-то легко все поставить на карту, а нам? Вот как прибавят накануне выхода еще лет пять - каково-то будет?"

Тем не менее равнялись на товарищей и старались держаться, может быть, опасаясь расправы со стороны уголовников, которые в большинстве присоединились к бастующим.

Комиссия прибыла только через две недели, когда многие из заключенных, обессиленные голодом, уже не вставали со своих нар.

Конвой и кое-кого из начальников сменили; санитарное состояние было несколько улучшено: в частности, приняты меры против цинги; но режим и питание в основном остались те же.

Эсер, возглавлявший восстание, был расстрелян, а наиболее активные участники переведены в штрафные пункты; среди них - бывший красный партизан, бывший коммунист Вячеслав Коноплянников.

Такие же, как он, бывшие партийцы говорили о нем: "Этого человека ничто не сломит. Если он выберется из лагеря живым, он будет в рядах тех, кто обновит партию".

Другие, из "пятьдесят восьмых", говорили: "Это человек, который нужен России. Если ему суждено отсюда выйти, он окажется среди тех, кто вернет нам Родину. Мы еще услышим о нем".

Урки говорили: "Парень что надо! Эх, жаль миленка!.."

О хрупкой девушке с золотыми волосами ничего не говорили - ее забыли очень скоро, и только Магда в течение некоторого времени шептала в своих молитвах:

- Спаси, Господи, душу грешной рабы Твоей Елены. По великой Твоей милости прости ей самоубийство и незаконную связь с мужчиной.

ЭПИЛОГ

ДНЕВНИК ЕЛОЧКИ

3 января. Наступил 1937 год. Интересно, каким он будет? Какие новые заботы и тревоги он принесет? А вдруг - радости? Пока же я органически не досыпаю: каждое утро приходится подыматься в 7 часов. Пока приведу себя в порядок, добужусь детей, присмотрю за их умыванием да застегну на них все пуговки, пройдет по крайней мере час. Потом надо готовить утренний завтрак, а он у нас не обходится без историй - то молоко разольется, то который-нибудь из детей язычок прикусит или обожжет, то приходится ставить в угол Славчика за непослушание, а чаще всего за то, что дразнит Соню; хлопочу, хлопочу, а сама даже поесть не успеваю. Сегодня, когда я расчесывала кудряшки Соне, Славчик завопил из кухни: "Тетя Елочка! Молоко пузится, через край ушло!" Бросаюсь в кухню, а Славчик уже мчится мне навстречу и, столкнувшись со мной, набивает шишку о дверь. В результате я опоздала на работу.

12 марта. Думать некогда, грустить тоже некогда... Верчусь, как белка в колесе. Мысли все сконцентрированы на мелочах, как бы дети не простудились, как бы Славчик не ушибся, как бы Сонечка благополучно приняла рыбий жир. Дневник в загоне - писать можно только после того, как улягутся дети, но, во-первых, я каждый вечер неодолимо хочу спать, а кроме того, всегда остается множество незаконченных дел; всю жизнь я терпеть не могла домашние хлопоты и вот попала в самую их гущу! Мне помогают Аннушка и та дама, смолянка Марина Сергеевна. Кто она Олегу? Помню, она пришла ко мне и сказала: "Дайте мне хоть один раз в жизни сделать хорошее дело", - и отрекомендовалась приятельницей Нины. Живет она неподалеку от нас, в проходной комнате, рядом с еврейской семьей, на которую очень жалуется. Живет только на то, что вяжет шерстяные вещи потихоньку от фининспектора и подбирая себе клиентуру из людей своего круга. И тем не менее отказывается брать с меня деньги, хотя каждое утро и гуляет с детьми, и тренирует их по-французски с десяти до двух, пока я на службе.

2 июля. Сонечка очаровательна, ресницы у нее до полщеки, как у Аси, а кудряшки, подвязанные бархаткой, придают ей вид девочки с иллюстрации к "Ангелу любви". Из жалкого червячка вышла чудная бабочка, только здоровье у нее слабенькое - часто простужается. Сегодня утром она проснулась, прижалась ко мне спутанной головкой и шепчет: "Тетя Елочка, одень меня; мои медвежишки проснулись и куколки проснулись, надо их покормить. Потом, когда я вырасту большая и вырастут мои ножки и мое платьице и мое пальтишко, тогда я..."