Клавдия Лукашевич - Из деревни...

— Господь не оставит сирот! Все обойдется, моя ласковая… И людей хороших повстречаешь… Пожалеют они вас, как и вы меня, помнишь, пожалели. Не плачь, не труди ясные очи! — так утешала Акуля дорогих девочек.

Прошел день, и родственники стали снаряжать Леночку и Валю в институт.

Заливались слезами девочки, расставаясь с Акулей, покидали милую квартиру, где им всем так хорошо, счастливо жилось.

Леночка так и замерла, охватив Акулю за шею.

— Приходи… Навещай… Не забывай… — шептала она, целуя девушку.

— Молчите, знаю… Ох, мои родимые!.. Ох, милые… Знаю сама! — растерянно твердила Акуля, прижав девочек, словно боясь выпустить их… Валю насильно оттащили от нее.

Девочек увезли в институт.

Акулина поступила на новое место. Она ходила сначала, как во сне, и все ее мысли были там, в каком-то институте, с ее бесценными барышнями. Много бессонных ночей провела она, вспоминая свою хорошую жизнь, и горячо молилась о Ленушке и Валюшке, поминала покойную барыню.

Время летит стрелой. Дни сменяют часы; недели — дни; месяцы — недели; смотришь, проходят и годы за годами. Вот уже четыре года прошло, как померла бабушка Анна Петровна; Леночка и Валя сжились со своим горем и привыкли к институту; Акулина за это время переменила два места и всегда вспоминает с благодарностью старую барыню, учившую ее уму-разуму.

Акулина считается отличной прислугой и получает хорошее жалованье, а копить на избу все-таки не начала.

— И куда эти деньги идут?! Просто не знаю, — рассуждала сама с собой Акулина. — А-а-а, Бог с ними! Все равно не разбогатеешь… — и она махнет рукой.

Кухня, в которой живет теперь Акулина, — отличная, большая, светлая… Акулина отпустила обед, прибрала посуду, налила себе чаю в большую чашку с надписью «Дарю в день ангела», и только хотела сесть пить чай, как ей подали письмо.

С жадностью схватила Акулина письмо, забыла про чай и стала читать. Уроки Леночки не пропали даром. Акуля читает медленно себе вслух:

«Милая, дорогая Акулинька, ты давно не была у нас, знаем, что хворала ты, милая. Мы очень о тебе соскучились, ждали тебя в воскресенье, и даже я плакала, что ты не пришла. Приходи поскорее и принеси мне, пожалуйста, будь такая добрая, розовую ленточку, наклейных картинок, чтобы были ангельчики, еще кусочек мыла глицеринового, две городские почтовые марки и 10 копеек, которые мне очень нужны. Леночка тебя крепко целует, завтра напишет, теперь у нее очень много уроков, а я получила из географии 10, а из французского — 11.

Целую тебя 1 000 000 000 000 раз.

По лицу Акулины блуждает счастливая, ласковая улыбка. Она читает и перечитывает дорогое письмо много раз, раздумывает и качает головой: да, задала ей «ненаглядная барышня» задачу: просит розовую ленточку, а какой ширины и сколько аршин, — не написала. А для Акули просьбы ее барышень-институток — самое важное дело, она его обдумывает со всех сторон и даже советуется с другими, желая от всей души им угодить.

Воскресенье. И институте большой прием. Кишит народом огромная зала: приходят родные, радуются, весело их встречают молоденькие институтки, чинно проходят и следят за порядком классные дамы.

Конфузливо ступая, в зале показалась простая женщина, повязанная белым, шелковым платочком; она подошла робко к дежурной, попросила вызвать «барышень Славиных» и села в дальний укромный уголок. Через несколько минут ее крепко обнимали и целовали две хорошенькие институточки.

— Акуля, голубушка! Наконец-то! Как мы ждали тебя! — сказала старшая.

— Если б ты не пришла, я бы опять плакала, — заявила младшая.

Леночка и Валя очень изменились. Леночка уже стала взрослой барышней и скоро кончит курс; она худенькая, но такая же кроткая и задумчивая, как и была ребенком; Валя — полная, веселая, курчавая девочка лет 12–13.

— Уж я-то и сама места не находила, стосковалась по вас, мои бесценные. Дождаться не могла, как бы свидеться… Тебе, Валюша, вот все тут купила… Может, что не так, я переменю, — говорила Акуля, не спуская восторженного взгляда с дорогих барышень.

— Спасибо, Акулинька… Все отлично! Спасибо!

— Что же, Валюша, учительница-то тебя не наказывала?

— Знаешь, Акуля, — заговорила быстро девочка. — Уж на этот раз я не виновата… Это все из-за моей подруги… Она меня выдала, и классная дама передник сняла…

— Ах ты, грехи какие! Как же это без передника-то? Да ты не тужи. Оно ничего…

— Вот еще что сказала, Акуля… Ты не понимаешь, дорогая, это такое наказание! — и полненькая девочка печально опустила голову.

Акулина нежно прижала ее к себе.

— Ну, как же не понять! Очень я понимаю, милушка. Да ты не тужи.

— Знаешь, Акулинька, милая, я из истории опять 12 получила.

— Учись, Ленушка. Оно к примеру Валюше хорошо… Что же ты, моя ясная, не просила у меня ничего… Может, мыльца надо?

— Ничего не надо… Только сама приходи почаще, — застенчиво отвечала девушка, обнимая Акулину.

— А я вам, мои желанные, яблоков, леденчиков и булок принесла. Отобрали у меня, у самой двери отобрали… Вы спросите, чтобы беспременно отдали…

Акулина уже четыре года приходит к своим барышням и всегда волнуется, что у нее отбирают гостинцы.

— Акулинька! Принеси мне зубную щеточку! Акулинька, купи мне клякс-папиру. Акулинька, мне очень хочется тянушек, — просит постоянно Валя.

И Акуля из своего небольшого жалованья никогда ничего не забудет купить.

Очень часто девочки расспрашивают Акулину про ее житье.

— Ничего, я привыкла теперь. Иногда трудно бывает, устанешь, иногда господа обидят, а то и сама виновата… Ничего, привыкла, — рассказывала Акуля.

— Акулинька, я кончу курс, мы опять будем вместе, — мечтает Леночка.

— Ах, хорошо будет! Не расстанемся, милушка.

— Ну, а твоя деревня, твоя изба? — спрашивает Валя.

— Вот скоро деньжонки стану копить, барышни; тогда избу поправлю: на старости лет будет где голову приклонить, угол родной будет.

— Погоди, Акуля, когда я вырасту, стану уроки давать, я тебе хорошую избу выстрою… — обещает Валя.

— Лапушка ты моя! Добрая душа! Вот спасибо, — смеется Акуля, лаская институточку.

— А помнишь, Акуля, как мы хорошо с бабушкой жили… какая у нас квартирка чистенькая, уютная была… я тебя учила… ты нам про деревню по вечерам рассказывала… Помнишь? — спрашивает задумчиво Леночка.

— Как можно забыть! — вздыхает Акуля.

— Помнишь, как про «капустку» пела, как плясала… Как в деревню ездила… И еще бабушке холста привезла за то, что она «твоих кралечек берегла…», как ты тогда сказала… Помнишь? — подхватывает Валя.

— Вестимо, помню. Частенько вечером, этак раздумаешься и поплачешь…

— Ах, Акуля! Как жаль, что бабушка не видит нас теперь большими… — мечтательно говорит Леночка и глаза ее наполняются слезами.