Максим Горький - Федор Дядин

Лукин отвернулся к окну и, глядя вверх, прошептал:

- Ей-богу - не скажу...

- Скажешь только про меня - верно?

Тогда Лукин взглянул в лицо ему и, поводя плечами, воскликнул ноющим от страха голосом:

- Расстреляют же вас!

Дядин отодвинулся подальше от него, спокойно говоря:

- Уж это всё равно - они и без тебя не помиловали бы... Иди!

Быстро сорвавшись с места, Лукин пошёл к двери, а Фёдор плотно прижался к стене - и придержал спереди рубаху свою, точно не хотел, чтобы она коснулась платья солдата.

Подскочив к двери, Лукин бил в неё ногой и кричал, раздражённо и тонко:

- Надзиратель! Отпирай!.. Черти!..

Но вдруг, оборотясь к окну, сказал торопливо и громко, чтобы преодолеть шум за дверью:

- Я не Лукин, а - Федосеев...

Дядин махнул на него рукой.

- Это всё равно мне!..

- А-ах! - воскликнул Лукин, толкая дверь руками. - Ну возятся же!

И пошатнулся: дверь отворилась, в камеру шагнул, сдвинув шапку на затылок, надзиратель Макаров, оттопырил усы и сурово спросил:

- Который безобразит, а?

- Ведите меня отсюда! - перебил его Лукин и, размахивая руками, лез вперёд, стараясь оттереть надзирателя с дороги. Макаров толкнул его в грудь.

- Куда прёшь!

- В канцелярию...

- Я те дам!..

Из глубины камеры послышался внятный голос Дядина:

- Действительно, господин надзиратель, ему нужно уйти отсюда доложить по начальству, потому что зачем он был послан, то уже исполнил.

Из-за широких плеч Макарова на секунду поднялись две головы, мелькнули две пары внимательных глаз.

- Что же? - спросил Макаров угрюмо и густо. - Сознаёшься ты, Дядин?

- Так точно. Потому - всё равно мне назначена смерть, а они только людей зря портят...

- Ага... ну вот, значит... тогда конечно...

И Макаров вдруг свирепо крикнул:

- Запирай камеру! Разинули рты... ну!

- Позвольте... - тревожно крикнул Лукин. - А я как же?

- Подожди! Сейчас доложу.

Снова раздался мягкий голос Дядина:

- Вы, господин надзиратель, лучше выведите его в коридор.

- Н-ну, зачем же? - неопределённо сказал Макаров, глядя через голову Лукина.

- О том я вас очень прошу - как ему тяжело со мной и мне с ним тоже. Будьте добры.

- Да, - тупо сказал Лукин.

Тогда Макаров помялся и крикнул:

- Марш! Выходи! Вы двое останетесь при нём - вы!

Лукин согнулся и скользнул вон, а Макаров ушёл из камеры, пятясь задом, точно лошадь в оглобли. Дверь не торопясь закрылась. Медленно задвинули её засовом, негромко и не спеша заперли на замок.

Потом за нею начали говорить негромко и сердито, перебивая друг друга. Раздался резкий крик:

- Дураки, черти! Надо было раньше сказать!..

Топнули ногой о пол.

Дядин выслушал все звуки, вздохнул, улыбаясь, повернулся лицом к окну и выпрямился, подняв голову вверх.

Уже пришёл вечер, стало прохладнее.

1910 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые напечатано в "Литературно-художественном сборнике" издательства "Непогасшие огни", Екатеринослав (ныне Днепропетровск - Ред.), 1910.

В собрания сочинений рассказ не включался.

Печатается по тексту машинописной копии, исправленной автором (Архив А.М.Горького).