Клавдия Лукашевич - Бедный родственник

В это время вдали опять замелькали огни. Это был маленький уездный город — цель путешествия барина. Он тревожно стал всматриваться, и когда они въехали в тихое предместье, то сердце его радостно забилось, и слезы навернулись на глаза. Здесь, в этой глуши, он родился, здесь он жил с родителями, ребенком бегал по улицам и знал каждый дом, каждое дерево, каждый уголок…

И много милых сердцу воспоминаний промелькнуло в его голове из далекого детства.

Кибитка остановилась у ворот гостиницы.

— Спасибо тебе, голубчик. Никогда не забуду я твоей услуги. Бог даст, еще увидимся. Скажи же мне, как тебя звать? — говорил приезжий, расставаясь и расплачиваясь с ямщиком.

— Спасибо и вам, барин, на добром слове… Звать меня Степаном Ивановым, а по прозванию Колченогим… Коли поехать куда захотите, — только на почтовой станин и закажите… Меня тут все знают. Прошенья просим, барин! Дай вам Бог хорошо тут пожить.

Они расстались, довольные друг другом.

На другой день приезжий встал рано в самом радостном настроении. Это был человек уже очень не молодом, поседевший, сгорбленный; на его бледном, болезненном лице лежали глубокие морщины, и в глазах выражалась затаенная грусть.

Он подошел к окну гостиницы и рассмеялся. Как раз напротив, на сером полуразвалившемся домишке, красовалась большая вывеска, на ней изображены были двое мужчин: один держал другого за нос и чем-то вроде огромного ножа брил ему щеку. Над этим изображением было написано огромными буквами: «Здесь стригут и бреют».

Приезжий узнал и этот дои и эту вывеску. Он видел их много лет тому назад, и они остались неизменными. Он узнал и улицу, и дома кругом, и местность вдали.

Вошедшая прислуга с самоваром прервала его думы, барин стал расспрашивать ее обо всем в городе и особенно интересовался братьями Хлебниковыми. Словоохотливая женщина рассказала ему многое, но мало утешительного.

Приезжий вышел на улицу. Это было незадолго до праздника Рождества. Даже в этом глухом городе заметно было оживление. Всюду убирались, скребли, мыли, чистили, куда-то спешили; около двух домов на снегу лежали елки, должно быть, только что привезенные из лесу.

Приезжий исходил город вдоль и поперек; на это понадобилось немного времени. Около одного дома, приютившегося на берегу маленькой речонки к окруженного густым садом, он долго стоял и смотрел не то с грустью, не то с умилением, слезы застилали его глаза; затем он глубоко вздохнул и тихо побрел по деревянным мосткам, оборачиваясь и посматривая назад.

Около 12 часов дня приезжий звонил около калитки невзрачного и довольно грязного дома.

Отворила молодая деревенская девушка, растрепанная и неуклюжая на вид.

— Вам кого? — с удивлением спросила она.

— Здесь живет Антон Алексеевич Хлебников?

— Здесь. Только его дома нет. Он на службу ушел.

— А барыня дома?

— Дома. Только она белье гладит.

— Ну, ничего. Я зайду. Скажи барыне, что ее хочет видеть приезжий родственник.

Девушка живо шмыгнула в дом; приезжий прошел за ней; они вошли в прихожую, в которую выходили три двери, — из одной тянуло кухонным чадом и чем-то жареным. Прислуга быстро закрыла все три двери, сама исчезла, и вошедший очутился в полном мраке. Он простоял тут довольно долго и подумал: «Однако для начала удачно, нечего сказать».

Наконец дверь из кухни отворилась и на пороге показалась очень полная женщина, низенькая и круглая, как шарик, в широком капоте.

— Не узнаете меня. Анна Ивановна? — спросил приезжий.

— Нет, извините, не узнаю.

— Я — Иван Васильевич Хлебников, родной дядя вашего мужа.

— А-а-а-а! Милости просим. Очень рада! Пожалуйте в гостиную.

Хозяйка засуетилась и широко распахнула дверь в парадную комнату. Приезжий разделся и вошел.

— Садитесь на диванчик. Там удобнее, — предложила Анна Ивановна, а сама грузно опустилась в кресло.

— Вот я и на родину приехал! Так сюда тянуло. Вся душа изныла в тоске. Как завидел вдали наш город, так даже слеза прошибла.

— Конечно, приятно подъезжать к родному городу, — согласилась хозяйка.

— Как же вы поживаете? Что Антоша? Давно я ничего не слышал о племянниках… Большая ли у вас семья?

— Ничего, живем мы хорошо… Муж служит. Старший мальчик у нас в прогимназии учится, а двое маленьких еще дома.

— Покажите мне ваших деток! Я так хочу с ними познакомиться.

— С удовольствием… Только они у меня ужасные шалуны, — сказала хозяйка м направилась в соседнюю комнату; она пробыла там очень долго, должно быть, прихорашивал своих детей.

Наконец в гостиную, как ураган, ворвались два буйных мальчугана; у одного под глазом виднелся большой синяк. Они смело подбежали к приезжему и закидали его вопросами:

— Ты наш дедушка? Что ты нам привез? Каких ты нам привез гостинцев? Отчего у тебя такое лицо?

— Дети, перестаньте! Как вам не стыдно. Что подумает дедушка! Вот я папе скажу! Слышите? Перестаньте! — уговаривала мать.

Дедушка не успел еще ничего ответить и приласкать своих милых внуков, как они накинулись на книги, на альбомы, на разные мелкие статуэтки, очевидно, для них запрещенные. Мать с ужасом оберегала все эти вещи от грозного нашествия. Мальчуганы теребили их руками, отнимали друг у друга, спорили.

— Миша и Коля, идите теперь в детскую… Идите. Вы познакомились с дедушкой — и довольно… Ну, поцелуйте дедушку… Не трогайте же ничего, — испуганно твердила мать, оттаскивая шалунов.

Но те упирались и подняли рев;

— Не хотим целовать дедушку! Не хотим в детскую! — кричали они.

С трудом мальчуганы были увлечены матерью из гостиной.

— Где же вы остановились? — спросила хозяйка, вернувшись после борьбы с сынками и желавшая загладить неприятное впечатление.

— В гостинице.

Что же вы, на побывку или навсегда?

— Думаю, навсегда. Здоровье стало плохое… Хочу около родного пепелища сложить свои кости.

— Вероятно, вы торговлей думаете заняться?

— Нет. Где уж мне, больному человеку, торговать!

— Значит, вы пенсией или капиталом обеспечены? — спросила хозяйка, и ее полное лицо изобразило сильное любопытство.

— У меня ничего нет. На первое время хватит… А там, надеюсь, найду какое-нибудь занятие, — уклончиво отвечал гость.

— Какие же занятия в нашем городе? Мой муж и сам бы охотно взял, да нигде нет, — недовольным тоном сказала хозяйка.

— Свет не без добрых людей, Анна Ивановна. Найдутся знакомые, помогут, укажут, наставят.

— Нет, тут вы напрасно будете искать работы… Другие и давно служат, да бьются и с трудом живут, — ревниво проговорила хозяйка и надулась.

«Понимаю я, к чему ты это все ведешь, — подумала она, — только не на простоту напал: знаем мы таких бедных родственников, которые норовят на шею сесть да хлеб отбивать».