Максим Горький - Мещане

Бессемёнов (оборачиваясь к ней, смотрит на нее сначала сердито и потом, улыбаясь в бороду, говорит). Ну, тащи ватрушки... тащи... Эхе-хе! (Акулина Ивановна бросается к шкафу, а Бессемёнов говорит дочери.) Видишь, мать-то, как утка от собаки птенцов своих, вас от меня защищает... Все дрожит, все боится, как бы я словом-то не ушиб вас... Ба, птичник! Явился, пропащий!

Перчихин (является в дверях, за ним молча входит Поля). Мир сему дому, хозяину седому, хозяйке-красотке, чадам их любезным - во веки веков!

Бессемёнов. У тебя опять разрешение вина?

Перчихин. С горя!

Бессемёнов. С какого это?

Перчихин (рассказывает, здороваясь). Зяблика продал сегодня... Три года держал птицу, тирольской трелью пела, - продал! Почувствовал себя за этот поступок низким человеком и - растрогался. Жаль птицу, привык... любил...

(Поля, улыбаясь, кивает отцу головой.)

Бессемёнов. А зачем продавал, коли так.

Перчихин (придерживаясь за спинки стульев, ходит вокруг стола). Цену хорошую дали...

Акулина Ивановна. А что тебе деньги? Все равно зря промотаешь...

Перчихин (усаживаясь). Верно, мать! Деньги мне не к рукам... верно!

Бессемёнов. Значит, опять-таки не было резона продавать...

Перчихин. Был резон. Слепнуть стала птица... стало быть, скоро помрет...

Бессемёнов (усмехаясь). Ты однако не совсем дурак...

Перчихин. Рази я это от ума поступил? Это от низости натуры моей...

(Петр и Тетерев входят.)

Татьяна. А Нил где?

Петр. Ушел с Шишкиным на репетицию.

Бессемёнов. Где это они играть хотят?

Петр. В манеже. Спектакль для солдат.

Перчихин (Тетереву). Божьей дудке - почтение! Синиц ловить идем, дядя?

Тетерев. Можно. А когда?

Перчихин. Хоть завтра.

Тетерев. Не могу. Покойник есть...

Перчихин. До обедни?

Тетерев. Могу. Заходи. Акулина Ивановна! А не осталось ли чего-нибудь от обеда? Каши или в этом роде чего-либо?..

Акулина Ивановна. Изволь, батюшка, есть. Поля, принеси-ка там...

(Поля уходит.)

Тетерев. Премного благодарен. Ибо сегодня, как вам это известно, не обедал я по случаю похорон и свадьбы...

Акулина Ивановна. Знаю, знаю...

(Петр, взяв налитый стакан, уходит в комнату за аркой, сопровождаемый испытующим взглядом отца и недружелюбным Тетерева. Несколько секунд все пьют и едят молча.)

Бессемёнов. А хорошо ты, Терентий Хрисанфович, заработаешь в этом месяце. Почти каждый день покойник.

Тетерев. Везет... ничего.

Бессемёнов. И свадьбы часто...

Тетерев. И женятся усердно...

Бессемёнов. Вот накопи деньжат, да и сам женись.

Тетерев. Не хочется...

(Татьяна уходит к брату, и между ними начинается тихая беседа.)

Перчихин. Не женись, не надо! Нашему брату, чудаку, женитьба ни к чему. Лучше пойдем снегирей ловить...

Тетерев. Согласен...

Перчихин. Расчудесное это занятие - снегирей ловить! Только что снег выпал, земля словно в пасхальную ризу одета... чистота, сияние и кроткая тишина вокруг. Особенно ежели день солнечный - душа поет от радости! На деревьях еще осенний лист золотом отливает, а уж ветки серебрецом снежка пухлого присыпаны... И вот на этакую умилительную красоту - гурлы! гурлы! вдруг с небес чистых стайка красных птичек опустится, цви! цви! цви! И словно маки расцветут. Толстенькие эдакие пичужки, степенные, вроде генералов. Ходят и ворчат и скрипят - умиление души! Сам бы в снегиря обратился, чтобы с ними порыться в снегу... эх!..

Бессемёнов. Глупая птица, снегирь.

Перчихин. Я сам глупый...

Тетерев. Рассказано хорошо...

Акулина Ивановна (Перчихину). Младенец ты...

Перчихин. Люблю птичек ловить! Что есть на свете лучше певчей птицы?

Бессемёнов. А ловить ее, птицу-то, грех. Знаешь?

Перчихин. Знаю. Но ежели люблю? И ничего кроме делать не умею. Я так полагаю, что всякое дело любовью освящается...

Бессемёнов. Всякое?

Перчихин. Всякое!

Бессемёнов. А ежели кто любит чужую собственность прикарманивать?

Перчихин. Это уж будет не дело, а воровство.

Бессемёнов. Мм... Оно пожалуй...

Акулина Ивановна (зевая). Охо-хо! Скушно что-то... И как это по вечерам скушно всегда... Хоть бы ты, Терентий Хрисанфович, гитару свою принес да поиграл бы...

Тетерев (спокойно). При найме мною квартиры, достопочтенная Акулина Ивановна, я не брал на себя обязанности увеселять вас...

Акулина Ивановна (не разобрав). Как ты сказал?

Тетерев. Громко и внятно.

Бессемёнов (с удивлением и досадой). Смотрю я на тебя,

Терентий Хрисанфович, и дивуюсь. Человек ты... извини за выражение, совсем... никудышный - никчёмный, но гордость в тебе - чисто барская. Откуда бы?

Тетерев (спокойно). Врожденная...

Бессемёнов. Чем же ты гордишься-то, скажи на милость?

Акулина Ивановна. Так это он - чудачит все. Какая в нем гордость может быть?

Татьяна. Мама!

Акулина Ивановна (встрепенувшись). А? Ты что?

(Татьяна укоризненно качает головой.)

Акулина Ивановна. Али я опять что не так сказала? Ну, ин буду молчать... Бог с вами!

Бессемёнов (обиженный). Ты, мать, осторожнее выражай свои мысли. Мы живем среди лиц образованных. Они на все могут навести критику с точки науки и высших свойств ума. А мы с тобой люди старые, глупые...

Акулина Ивановна (миролюбиво). Что уж там! Конечно уж... они ведь знают.

Перчихин. А это ты, брат, верно сказал. Хоть и в шутку, а верно...

Бессемёнов. Я не в шутку...

Перчихин. Погоди! Старики - действительно глупый народ...

Бессемёнов. Особенно как на тебя посмотришь.

Перчихин. Я - не в счет. Я даже так полагаю: не было бы стариков - не было бы и глупости... Старый человек думает, как сырое дерево горит, больше чаду, чем огня...

Тетерев (улыбаясь). Одобряю...

(Поля ласково смотрит на отца и гладит его плечо рукой.)

Бессемёнов (угрюмо). Так, так! Ну, ври дальше...

(Петр и Татьяна, прерывая свою беседу, с улыбкой смотрят на Перчихина.)

Перчихин (воодушевленно болтает). Старики, главное дело, упрямые! Он, старик, и видит, что ошибся, и чувствует, что ничего не понимает, но сознаться в том - не может. Гордость! Жил, дескать, жил, одних штанов, может, сорок штук износил и вдруг - понимать перестал! Как так? Обидно! Ну, он свое и долбит - я стар, я прав. А куда уж? Ум стал тяжелый у него... А у молодых - ум быстрый, легкий...

Бессемёнов (грубо). Ну, ты заврался однако... Ты вот что мне скажи: коли мы глупы, стало быть - надо нас учить уму-разуму?

Перчихин. Где там? В камни стрелять - стрелы терять...

Бессемёнов. Погоди, не перебивай! Я постарше тебя. Я говорю: чего же быстрые-то умы по углам от нас, стариков, разбегаются, да оттуда смешные рожи показывают, а говорить с нами не хотят? Вот ты и подумай... И я пойду подумаю... один, коли глуп я для вашей компании. (с шумом отодвигает свой стул и в дверях своей комнаты говорит)... образованные мои дети...

(Пауза.)

Перчихин (Петру и Татьяне). Ребятишки! Вы чего старика обижаете?