Максим Горький - О писателях-самоучках

Настроение большинства, - как это видно из сказанного выше, - бодрое, дееспособное и часто восторженное.

Вот что пишет один из авторов, профессия и сословие которых мне неведомы:

"Чувствую, ростет во мне сила великая", - говорит Илья Муромец старцам, когда выпил здоровую чашу браги; то же самое и я мог бы сказать о себе в духовном отношении. Внешне это было бы неудержимо смешно: я очень мал, слаб и мизерен, и слабею от различных недостатков и переживаний с каждым днем. Досадно мне это, хотелось бы что нибудь особенно хорошее, милое сделать на свете..."

"Кто знает, может я с ума схожу от радости, что живу на белом свете!" - восклицает р а б о ч и й, автор длинного стихотворения "Дни осени", написанного в таком тоне:

"Ветер словно пес голодный

За окном уныло воет,

Говорит философ модный:

Вася Демин - жить не стоит!

Угол Васи сыр и темен,

Жизнь полна тоски и зла,

Но - смеется Вася Демин,

Знает Вася: жизнь - светла!

Вася - крепкая натура

И хоть от простуд проклятых

У него температура 38 3/10

Но Василий наш не стонет,

Не опустит он руки,

Ведь болезнь - души не тронет,

Остальное - пустяки!"

Р а б о ч и й железнодорожного депо говорит:

"Я бы не хотел лучшей жизни для себя, в смысле пищи, одежды и жилища, нет, я здоров, могу обходиться самым необходимым, скромно одеться и покушать, вот и все, но мне хотелось бы подъ-учиться немного, чтобы то, что накопилось в душе, могло свободно вылиться в слова, а эти мои слова и мысли и чувства прочли бы окружающие и может быть нашли бы в них что нибудь интересное."

Д р у г о й:

"Я самоучка, по профессии слесарь, много лет работал на машиностроительных заводах по России; все это я испытал на своей шкуре, всю суровую жизнь; как говорится прошел все огни и воды и медные трубы, но какая-то неведомая сила заставляет меня обратиться к писательству."

Т р е т и й:

"Я рабочий, необразован, но я стремлюсь к чемуто, к чему и сам не знаю, а бедность и необразованность прижимают меня к земле и не дают мне возможности выбиться на путь и привести в исполнение мои мечты. Поверите или нет, что я иногда отказываю себе в пище, чтобы приобрести хорошую книжку и часто бывает, что у меня нет денег даже на марку."

Политический с с ы л ь н ы й:

"Чувствую, что действительно во мне есть какая-то искра, которая, при умелом раздувании, может обратиться во что-нибудь большее... К чему-то рвется душа, к чему-то высокому, светлому, порывается, а кругом скользко, скользко и, обессилев, опять ползешь вниз, чтобы снова кинуться в другую сторону. И вот в этих поисках хорошего светлого и кидается, кидается человек из стороны в сторону, да и сядет в самую что ни на есть грязную лужу..."

"Неведомая сила", "неодолимое тяготение", "нечто сжигающее душу", "что-то" и прочие в этом духе определения, как мотив к писательству, упоминаются в девяноста двух случаях.

Нередко автор определённо говорит, для чего именно он написал данную вещь и кто он сам по себе.

"Написал сие элементарное произведение для желающих детально познакомиться с психологией крестьян, и потому описал весь жизненный путь крестьянина; начиная с младенческих лет и до старости. Живя среди крестьян, видевши противоположные культуре стороны, как бедность, темнота и невежество, и смотреть индифферентно на все это, не хватает сил, и потому в моем хотя и примитивном произведении, я хочу показать, как живет самый полезный элемент нашего государства труженик земли русский крестьянин.

Повесть эту я писал под впечатлением затруднявшего меня своим решением вопроса - семья для нас, рабочих, и совмещение этого положения с работою на благо своего класса."

Неизвестной п р о ф е с с и и:

"Я хотел изобразить действительно революционное, полудетски-восторженное и наивное, но прекрасное, искреннее возбуждение лучшей части современного юношества в лице одного представителя, в лице другого - консервативный, глубоко-любовный застой, слепое верование, подчиненность и с виду величавую, а внутренно дряблую, ничтожную крепость также лучших, но отживающих представителей старого мира. Удалось плохо; на публицистику похоже; никак не мог обойтись без рассуждений. Теперь, может, лучше написал бы, если бы пришлось заново писать то же самое, да не приходится, физически не могу."

Слова "глубоко-любовный застой" обращают внимание: мне кажется, надо иметь какую-то особенную душу, чтобы назвать чуму, например, глубоко любовным явлением.

Позволю себе привести отрывок из письма "группы читателей ссыльных крестьян и рабочих" - может быть, этот отрывок несколько объяснит смысл благодушных слов:

"Мы думаем, что злобу жизни следует вскрывать не для возбуждения вражды, а для стыда. Конечно, пристыженнные могут и обозлиться, но это уже не ваше дело, вы только сами-то не разжигайте злость, о чем и просим."

В другом письме сказано ещё более ясно:

"Все виноваты, всех жалко, замучился, напуган народ, так что если бы мы трое были судьями, то оправдывали бы всех людей. Не смейтесь, так многие думают, очень уж устали, а отдохнуть не на чем."

Семнадцать человек кратко и вполне определённо заявляют, как в один голос: "Люблю писать".

Уместно сказать, что произведения этой группы являются наиболее литературными, интересными и что-то обещающими. Но, как назло, авторы люди, заключённые в плен невероятно тяжких условий, а двое из них - в каторге.

"Я даю полный ход вольной, легкой мысли - пускай летает где и как хочет - может так лучше будет..." - говорит восемнадцатый.

Кладбищенский с т о р о ж пишет:

"Люблю следить, как звонкие слова

Рядами стройными ложатся на бумагу,

От них кружится сладко голова,

А в сердце чувствуешь какую-то отвагу."

-------------------Если автору этого четверостишия попадётся на глаза моя заметка, я убедительно прошу его сообщить мне - куда ему писать. Письмо к нему и рукопись возвращены "за ненахождением адресата", книги и снимки с картин тоже, хотя были посланы по другому адресу, на Пензу. -------------------

"Люблю писать стихи.

Не могу не писать.

Зимой уложишь спать жену и ребятишек, сядешь в уголок, к столу и, нанизывая слово за словом на чистенький листок бумаги, приятно позабудешь всю окружающую жизнь, зверски-бедную," - пишет крестьянин.

"Мне 23 года. С 15 лет я почувствовал в себе сильное стремление к литературному труду и вот уже 8 лет мучаюсь этим стремлением."

Н а б о р щ и к в письме:

"Лишился аппетита,

Лишился я сна

И жизнь моя разбита

Поэзия всему вина!

Но - я не виню

Поэзию, боже упаси!

Я еще больше мук приму,

Лишь бы научиться писать стихи!"

П о р т н о й пишет:

"Другие страдают запоем, а я, грешник, к писательству пристрастился."

Р а б о ч и й:

"Хотя я и обещал сам себе не писать пока стихотворений, но - не могу утерпеть, что-то невольно тянет меня к перу и я пишу - не для того, чтоб сочинять, а чтобы душу свою вылить в звучных строках, поделиться тоской своей сердечной с кем-нибудь."