Михаил Волконский - Черный человек

В дверях появился черный доктор, вполне бодрый, здоровый и, по-видимому, чувствовавший себя отлично. Он подошел к Михаилу Андреевичу и молча раскланялся с ним, а затем поздоровался с остальными.

Все были, в сущности, очень рады и довольны, и потому именно водворилось принужденно-неловкое молчание, как обыкновенно бывает после только что состоявшегося примирения, закончившего вызов на поединок. Каждому из присутствовавших хотелось сказать что-нибудь подходящее к общему настроению, но отнюдь не такое, что могло бы напомнить недавно пережитое; однако, обыкновенно ничего, кроме самых банальных слов, не приходит в голову в это время.

Так было и теперь. Секретарь сказал, что на дворе потеплело, и сейчас же замолк, потому что это могло напомнить, как он только что вез Михаила Андреевича. Косицкий заявил, что получил верные сведения из Петербурга, что государь собирается в Москву. Все этому почему-то очень обрадовались.

Один Михаил Андреевич сидел совершенно спокойно, молчал и не выказывал никакого желания завести ненужный разговор, как человек, который привык молчать и говорить только тогда, когда это надо.

Наконец граф Косицкий встал и начал прощаться. За ним поспешно поднялись секретарь и губернаторский чиновник.

На прощанье Косицкий предложил князю, у которого, вероятно, ввиду его столь неожиданного освобождения, нет в данную минуту пристанища в городе, поместиться пока у его секретаря, так как дом, принадлежащий в городе Каравай-Батынскому, занимал сам Косицкий. Князь поблагодарил и сказал, что пристанище у него найдется. Косицкий попросил его заехать завтра для соблюдения формальностей, великодушно предоставил Михаила Андреевича самому себе и уехал вместе с секретарем и чиновниками.

Когда Михаил Андреевич с Гурловым остались одни у доктора, князь поднялся со своего места и строго, как судья, требующий отчета, спросил своего врага:

— А господин Чаковнин? Где он у вас? Потрудитесь привести его.

Доктор, не возражая, встал и вышел из комнаты.

Гурлов сидел, боясь шевельнуться. Ему показалось как будто сверхъестественным, что Чаковнин находился у черного доктора и что он не подозревал об этом, а вот Михаил Андреевич знал, как знал и все на свете.

И действительно, доктор привел Чаковнина из внутренних комнат.

— Ничего не понимаю, — говорил Чаковнин, размахивая руками, — где я и как попал сюда, и зачем я здесь… Батюшки! Князь, господин Гурлов! И вы здесь? Оба на свободе?.. Что за чудеса?..

— Спасибо вам и Труворову, — сказал князь.

— Помилуйте, за что же спасибо? Мы с Труворовым все больше спали — в тюрьме спали, у Ипатьевой спали, у молодцов в лесу спали, правда, один Труворов, зато здесь я выспался и попал сюда сонный, сам не знаю как… Ну, что ж, если вы на свободе, значит, гайдуки мои сознались.

— Сознались, — подтвердил князь.

— Ну, значит, все отлично! Теперь надо только высвободить Труворова. Мы, князь, махнули порядочную сумму, чтобы освободить вас — сто тысяч!.. Эти деньги у Гурлова в Вязниках спрятаны. Мы знали, что вы не пожалеете их.

— Мне этих денег не жаль! — проговорил князь, улыбнувшись в ответ. — Надо лишь скорее отправиться за ними в Вязники и отвезти их в лес, а то Никита Игнатьевич заждался, должно быть, на мельнице…

«Он и это знает!» — удивился Гурлов. Черный доктор стоял в продолжение разговора с опущенной головою.

— Зачем вам терять время на поездку в Вязники? — тихо произнес он. — Я могу сейчас ссудить вам нужную сумму.

Чаковнин разинул рот от удивления — откуда доктор мог располагать такими большими деньгами.

Доктор, словно поняв его сомнение, пригласил его пройти в кабинет и там отворил железный, привинченный к углу, шкаф, полный мешков с золотом.

— Вы видите, — сказал он, — что у меня хватит средств и на большие расходы!

— Да что же? Вы делаете сами золото? — невольно вырвалось у Чаковнина.

— Может быть! Вот два мешка по пятидесяти тысяч рублей червонцами. Берите!

— Благодарю вас за доброе дело! — сказал Чаковнин, принимая мешки.

Доктор улыбнулся и, не скрывая насмешки, сказал:

— Вы думаете, что дать деньги — доброе дело? Деньги — всегда зло и всегда в конце концов принесут его. Они могут дать только временное благополучие. Впрочем, большинство, которое слепо, думает иначе. Вы сейчас едете? Ваша тройка у меня на конюшне.

Чаковнин с Гурловым решили, несмотря на вечер, ехать сейчас же. Князь одобрил это.

— А как же вы? — спросил его Гурлов.

— Я останусь пока здесь, у доктора.

— Ох, не оставайтесь! — невольно проговорил Гурлов, но сейчас же вспомнил, что напрасно предупреждать князя в чем-либо — тот, очевидно, знал лучше всех, что ему делать.

— Поезжайте, поезжайте!.. — сказал ему князь. Тройка была подана, и Гурлов с Чаковниным собрались.

— Нам надо заехать к Ипатьевой, — сказал Сергей Александрович, когда они вышли на крыльцо. Во-первых, мне нужно повидать Машу, во-вторых, надо найти Тараса — он исчез у меня куда-то, и я его не дождался…

— Какого Тараса?

— Да вот того самого, что предводительствует в лесу.

— А вы его откуда взяли?

— Был там, видел Труворова и вернулся с Тарасом, чтобы разыскать вас и гайдуков. Я видел одного из них здесь у доктора.

— Когда же вы успели?

— Сегодня с утра.

— Ну, катавасия! — решил Чаковнин. — Но во всем этом разбираться пока нечего; однако я здесь, видно, долго спал — забодай меня нечистый!

У крыльца к ним подошел странник. На дворе уже темнело.

— Люди добрые, пожертвуйте что-нибудь, — запросил странник.

Гурлов достал денежку и кинул ему.

— Мало! — сказал странник.

— Неужели? — усмехнулся Чаковнин.

— Право, мало, мне куда больше следует.

Гурлов был в таком веселом расположении, что достал еще денежку.

— Ну, вот тебе еще за храбрость!

— И этого мало! — решил странник.

— Да ты думаешь с нами шутки шутить? — проговорил Чаковнин, начиная сердиться.

— Ох, господа добрые, — закачал головою странник, — вы-то вовсе не знаете, что я думаю, а вот что вы думаете — это мне известно.

— Вот как! — рассмеялся Гурлов. — А ну-ка, скажи, что мы думаем?

— А то вы думаете, что я — странник, а на самом деле я — Тарас, вам известный!..

И он вдруг расправил приглаженную клином бороду и распустил с лица корчившую его гримасу, отчего глаза у него делались узенькими, и стал чернобородым, глазастым Тарасом.

— О, чтоб тебя! — не удержался Гурлов. — Это зачем же такая машкерада?

— Надо было молодцов до точки довести. Иначе ничего не поделаешь, барин. Что ж, теперь готовы прибавить к денежкам рублики? Говорил я, мало!..

— Готовы! — сказал Гурлов.

— Ну, едем в лес!

Когда князь Михаил Андреевич остался один на один с черным доктором, тот повел плечами и обратился к нему: