Михаил Волконский - Жанна де Ламот

— И большая то была сумма?

— Да-с, сумма была изрядная, но в точности я не могу назвать вам, так как расписка хранится у дука в железном сундуке и мне он ее не доверил, а приказал только справиться, как вы отнесетесь к этому делу: пожелаете ли вы, ваше сиятельство, добровольно вернуть взятые господином кардиналом Аджиери на хранение деньги, или же прикажете начать судебное дело по сему юридическому казусу?

— Нет, отчего же! Я отдам, — сам не зная, чего конфузясь, заговорил Саша Николаич. — Но только погодите! Насколько мне запомнилось, среди бумаг моего отца, то есть кардинала Аджиери, хранящихся у меня, есть обратная расписка дука дель Асидо о том, что все его деньги получены им обратно!..

Петушкин поднял брови и склонил голову набок.

— Ежели вы, ваше сиятельство, обладаете такой распиской, то, конечно, претензия его сиятельства дука дель Асидо, князя Сан-Мартино, растает, как дым, но вся суть в том, имеется ли у вас эта расписка?

— Насколько я помню, имеется! — подтвердил Саша Николаич и пошел к бюро.

Он достал из правого ящика связку документов, пересмотрел их раз, другой, а потом и третий.

Теперь он уже положительно помнил, что расписка была на синем золотообрезном листе бумаги, с печатью в углу, и была тут, среди этих документов.

И вот она исчезла!

У Саши Николаича невольно появилась мысль о том, а не пропала ли эта бумага во время ночного посещения его кабинета бывшим графом Савищевым. Это сопоставление напрашивалось само собой; притом же и присяжный стряпчий Амфилох Веденеич Петушкин не внушал к себе особенного доверия.

Но, с другой стороны, все присяжные стряпчие не внушали к себе доверия, и в этом отношении Амфилох Петушкин не представлял собой исключения, и только! Действовал же он от лица, носившего слишком громкую фамилию, чтобы он мог сомневаться в поступках лица с такой фамилией.

— К сожалению, я не могу сейчас найти эту расписку, — сказал Саша Николаич, — во всяком случае, передайте дуку, что я прошу его несколько повременить и дать мне возможность разыскать эту расписку. Я положительно помню, что она была.

— А вы, ваше сиятельство, не ошиблись? Может быть, так только, одно как бы представление, а на самом деле какая-нибудь ошибка?

— Да нет же! Я хорошо ее помню!

— Тогда благоволите назначить окончательный срок ответа, а то его сиятельство, князь, как человек приезжий из-за границы, дорожит временем и лишняя оттяжка для него вовсе не желательна! Так что благоволите определить срок…

— Три дня! — назвал срок Саша Николаич.

— Три дня много! — вздохнул Амфилох Веденеич. — Ведь вам достаточно и нескольких часов, чтобы пересмотреть свои бумаги.

— Ну, уж позвольте мне самому судить, что мне достаточно, а что нет! — твердо сказал Саша Николаич.

И они расстались на том, что через три дня Амфилох Веденеич Петушкин явится к Саше Николаичу за ответом.

У графа Алексея Мартыновича Прозоровского в его великолепном загородном доме на берегу Невы, вверх по течению, по дороге в Шлиссельбург, был назначен «сельский праздник», который должен был начаться с утра и закончиться поздно вечером.

В «роскошный век Екатерины» эти барские усадьбы вверх по Неве, выстроенные и поддерживаемые руками крепостных людей, потому что никаких денег не хватило бы, чтобы получить для этого вольнонаемный труд, ютились по берегам широкой реки, превосходя друг друга роскошью и замысловатыми причудами, на которые были так изощрены и фантазия садовников XVIII столетия и способность архитекторов и механиков.

Можно с уверенностью сказать, что механики того времени тратили гораздо более сил и знания на устройство разных игрушек и «кунштов», как называли тогда это, чем на более полезные изобретения…

Да и сами эти полезные изобретения должны были пройти почти всегда как бы свой период младенчества, делая первые шаги лишь в качестве забавных опытов.

Так в это время, когда еще и помина не было о железной дороге и Наполеон пригрозил посадить в сумасшедший дом изобретателя парохода, во всей Европе и особенно у нас в Петербурге, куда всегда устремлялись любители легкой наживы, производил фурор некий Робертсон, человек, как писали про него, «благородного происхождения». Он показывал удивительнейшие вещи!

Зритель в его театре все время переходил от одного удивления к другому. Билеты ему приходилось покупать не у кассира — обыкновенного человека, — а у куклы, до того великолепно сделанной, что ее трудно было отличить от живой. Затем воздушная цветочница предлагала букет цветов и исчезала, как только цветы хотели взять у нее… Дело доходило до того, что люди видели своих соседей, только что сидевших рядом с ними, за волосы подвешенными к потолку…

Робертсон пользовался всеми средствами известной тогда физики, электричеством и отражением зеркал, световыми эффектами. Фантазия и изобретательность у него были удивительными… Словом, его имя попало, что называется, в историю благодаря его «сверхъестественным» представлениям…

Так вот, при существовании такой техники наши баре конца восемнадцатого и начала девятнадцатого столетий могли задавать такие пиры и празднества, которые даже не могут присниться их потомкам…

Дачи и загородные дома, окруженные садами и парками по Неве вверх, особенно процветали в конце царствования Екатерины II. При Павле Петровиче, не любившем никакой роскоши, не поощрялись такие праздники, против них даже принимались строгие меры и издавались специальные указы и законы, эти «гнезда» безумных излишеств и утонченных идей и затей, не знавшие удержу, несколько сократились.

Дом и парк графа Алексея Мартыновича Прозоровского был одним из немногих, уцелевших во всем своем блеске и великолепии от «роскошных» времен восемнадцатого столетия. Так, у графа оранжереи были полны померанцевыми деревьями, у него там зрели персики и виноград, парк расчищался на двадцать десятин и на этих двадцати десятинах чего-чего только не было построено!

Была даже возведена целая искусственная гора со скалами, засаженными альпийской растительностью, и с пробивающимися источниками между ними, водопадами и водометами, для которых вода накачивалась особым приспособлением из той же Невы, в которую потом же и стекала…

И вот в этом парке граф Прозоровский давал «сельский праздник», обещавший быть особенно великолепным, потому что он устраивался им по поводу помолвки его единственной дочери…

Программа была такова, что гости съезжались к Летнему саду, где их ждали тридцатишестивесельные графские галеры, разукрашенные гирляндами, лентами и цветами. Эти галеры должны были доставить гостей на дачу к Прозоровскому и там весь день их был распределен в различных занятиях: были назначены «сельские работы» — посев, жатва, уборка снопов, затем предполагался сбор грибов, ужение рыбы, ловля птиц в лесу… При том же были обещаны сюрпризы.