Михаил Волконский - Темные силы

— Позвольте! — перебил Саша Николаич. — Но ведь дело было выяснено во всех подробностях. Ювелиры Бемер и Боссанж сделали ожерелье, употребив на него все свое состояние и подобрав такие бриллианты, которые стоили миллион семьсот тысяч ливров. Они рассчитывали, что король Людовик XVI купит это ожерелье для госпожи Дюбарри, но Людовик умер. Тогда ювелиры задумали продать ожерелье новой королеве Марии Антуанетте, страстно любившей бриллианты. Ее муж, Людовик XVI, желая поправить расстроенные финансы, стеснялся в средствах и, по уговору с королевой, купил вместо ожерелья военный корабль. Тут явилась госпожа де Ламот, рожденная Валуа, и обвела, именно обвела, влюбленного в королеву пятидесятилетнего кардинала де Рогана. Она устроила ему свидание с нанятой для этой цели публичной женщиной, имевшей некоторое сходство с Марией Анутанеттой. Роган попался в ловушку и через госпожу де Ламот купил драгоценное ожерелье якобы для королевы, от которой Ламот передавала ему письма, оказавшиеся поддельными. Мария Антуанетта ничего не подозревала и узнала обо всем лишь тогда, когда исчезло ожерелье, а скандал разыгрался!

— В том-то и дело, — сказал Крыжицкий, — что Мария Антуанетта не вполне могла отговариваться полным незнанием, как это делала впоследствии. Ночное свидание кардинала де Рогана произошло не только с ведома, но и было подстроено ради ее потехи. В то время, как кардинал стоял на коленях, думая, что это королева, сама королева смотрела на эту сцену из-за трельяжа и веселилась комизмом положения. Впоследствии госпожа де Ламот, воспользовавшись этой «шуткой», кое-что сделала против королевы. Конечно, она виновата, но и понесла за это наказание, может быть, даже слишком строгое.

— Да, я знаю, — сказал Саша Николаич, — ее всенародно, среди позорной площади, на эшафоте стегали кнутом и заклеймили…

— И заключили на вечные времена в Сальпетриер, откуда она, впрочем, бежала в Лондон, — продолжал Крыжицкий. — Там она жила некоторое время, но французские агенты преследовали ее и, не имея возможности делать это открыто в Англии, тайно подослали к ней убийц, от которых она выпрыгнула в окно с третьего этажа, разбилась и умерла… Вся ее жизнь — сплошное страдание… Подумайте! Ее отец — потомок королевской фамилии Валуа, был женат на дочери консьержа, умер в больнице и был похоронен Христа ради. Его дочь буквально нищенствовала, скитаясь в лохмотьях по улицам Парижа. Ее приютила некая сердобольная госпожа Буланвилье, и тут она полюбила и вышла замуж за дворянина де Ламота. Но оказалось, что он служил сыщиком и был тайным агентом жандармерии. Согласитесь, что такая профессия не могла быть приятной для его жены, и госпоже де Ламот пришлось разочароваться в своей любви. Тут подвернулся кардинал де Роган, окружил госпожу де Ламот роскошью и этим соблазнил ее… Просвета не было! Почем знать, может быть, этой историей с ожерельем, стоившей ей так дорого, госпожа де Ламот просто хотела завоевать себе независимость. Но и тут оказалось, что она работала не на себя, а на других. Ожерелье кардинал де Роган привез госпоже де Ламот первого февраля тысяча семьсот восемьдесят пятого года в Версаль, для передачи королеве, и госпожа де Ламот при нем передала футляр с драгоценностями человеку, якобы посланному от королевы. Этот человек, де Виллет, был ее сообщник, впоследствии фигурировавший на процессе. Он скрыл это ожерелье и оно не было передано королеве; это правда. В августе того же года де Роганом был назначен первый платеж бриллиантщикам. Он пропустил срок, ювелиры отправились к самой Марии Антуанетте и предъявили ей расписку, которая оказалась подложной! Тут началось дело, кардинал был арестован в самом Версале, в то время, когда он совершал богослужение, а вместе с ним были захвачены и остальные. Заметьте: госпожа де Ламот могла бежать, но не сделала этого; значит, она считала себя невиновной!

— Может быть, — заметил Саша Николаич, — она просто рассчитывала, что королева, из боязни скандала, велит прекратить дело и что тогда можно будет спокойнее и свободнее воспользоваться украденным ожерельем.

— Может быть и так!.. Но воспользоваться ей ничем не пришлось… Приговор состоялся в мае 1786 года. Кардинал де Роган был оправдан, господин де Виллет был выслан из Франции, остальные замешанные были отпущены или понесли легкие наказания, и только одна госпожа де Ламот подверглась истязаниям на эшафоте…

— Я не понимаю, какое отношение это имеет к аббату Жоржелю? Он потом стал кардиналом Аджиери, так какие же угрызения совести могли быть у него? — спросил Саша Николаич.

— Терпение! — ответил Крыжицкий. — Сейчас дойдем и до Жоржеля. В те времена духовные лица даже сутану носили не всегда, а ходили в камзолах, с кружевными жабо, в чулках и башмаках. Камзолы, правда, они носили черные бархатные, но все-таки это были камзолы. Вольность нравов, господствовавшая тогда, была не та, что теперь, и аббат Жоржель, увлеченный чувством, отправился в Голландию за любимой женщиной.

— Вы знаете, кто была она? — спросил Николаев.

— Я знаю, что она была русской, и больше пока ничего, — ответил Крыжицкий, — но могу узнать для вас подробности!

— Узнайте же, ради Бога!

— Очень буду рад вам услужить. Итак, возвращаюсь к аббату Жоржелю. Я должен вам сказать, что он столкнулся с господином де Виллетом, покинувшим Францию, ввиду приговора, вынесенного судом. Господин де Виллет привез сюда, разумеется, тайно драгоценное ожерелье, и тут распродал его в виде отдельных бриллиантов в разные руки, выручив за это миллион франков. Но этими деньгами воспользовался не он, а аббат Жоржель, впоследствии кардинал Аджиери…

— Погодите! — воскликнул Саша Николаич. — Не забывайте все-таки, что вы говорите про моего отца и что такие вещи нельзя говорить бездоказательно. Прежде всего, я немедленно требую доказательств; слышите, я требую их!..

— К сожалению, — пожав плечами, произнес Агапит Абрамович, — я вам сию минуту не могу представить их. Но если вам будет угодно через неделю приехать ко мне в город, то я надеюсь подтвердить достоверность моих слов.

— Хорошо! — согласился Саша Николаич. — Каким же образом воспользовался аббат Жоржель деньгами от продажи краденых бриллиантов?

— Это я вам скажу через неделю.

— Говорите сейчас!

— Нет! — твердо возразил Крыжицкий. — Уж если вы остановили меня за якобы голословный рассказ, то я желаю с вами говорить только с доказательствами в руках.

— Впрочем, тем лучше! — сердито произнес Саша Николаич. — Лучше я подожду неделю, но, по крайней мере, буду иметь достоверные сведения.

— Да, вы будете иметь их. Ну а пока до свидания. Мне надо ехать, на дворе уже темно.