Андрей Зарин - Кровавый пир. За чьи грехи?

Василий вздрогнул и очнулся.

— Что дальше будет?

— На Москву пойдем, братик мой, Васинька!

— А там?

— Там? А может стать, государь скажет: "Жалую тебя, Степан Тимофеевич, хоромами, что о двух столбах с перекладиной!" Ха-ха-ха! Вина! Что же вы? Эй!

— Пей, Василий! — сказал Степан. — Москва не Москва, а до Саратова дойдем с тобою. Потешимся!

Словно горящий фитиль поднес он к пороху, так подействовали слова его на душу Василия. Он вытянул руки и дико, пронзительно закричал:

— Добраться бы! Расплачусь за все!

— Доберемся, Вася, пей!

На струг вбежал казак. Жупан его был изорван. Распустившийся чуб метался по плечу, исступленное лицо было вымазано сажей и кровью. Он махал окровавленным ножом и, подбежав к Разину, хрипло прокричал:

— Многая лета тебе, атаман! Астрахань тебя к себе в гости ждет!

— Добро! — весело ответил Степан. — Выпей, казаче!

Страшная ночь подходила уже к концу. Поднялось жаркое летнее солнце, чтобы осветить еще более ужасный день злодейств и преступлений.

— Ну, подымайся, братик, — ласково сказал Стенька Василью, — да поедем в полоненный город!

Василий быстро встал. Голова его была тяжела от бессонной ночи и пережитых волнений. Он налил себе кубок меду и жадно выпил его. Мысли его словно бы прояснели.

— Вот это так! — одобрил Степан. — Сразу веселей станет! А я заказал для тебя в воеводской избе полдник изготовить. Идем!

Они вышли. Стеньку Разина ожидала почетная стража. Ивашка Волдырь в новом кунтуше, расшитом золотом, в высокой лохматой шапке сидел на коне перед отрядом лихих казаков; атаманский бунчук развевался грозным красным хвостом над ними, и тут же стояли музыканты с литаврами, трубами и тулумбасами.

— Здорово, детки! — приветствовал их атаман.

— Многи лета, батька! — дружно ответили казаки.

Степан вскочил на своего персидского иноходца. Василий занес уже ногу в стремя, когда подле него очутился вдруг Кривой.

— Атаман! Наши в Астрахань просятся. Дозволь идтить? — сказал он.

В это время Разин обернулся.

— Чего он?

— Да вот молодцы просят в Астрахань идти.

— А пускай идут! Что им тут делать, а там пожартуют! — сказал ему Стенька.

— Идите! — разрешил Василий и сел на коня. Кривой стрелою помчался к своим.

— Бежим, братцы! — закричал он издали. — Сам Степан Тимофеевич дозволил!

— Ого-го! — загоготал Дубовый. — Вали!

— Зададим жару боярам, — подхватил Пасынков, и вся ватага бегом бросилась на город.

Степан Разин ехал, окруженный отрядом с бунчуком и музыкой. По всей дороге, спеша и перегоняя друг друга, бежали стрельцы и казаки в побежденную Астрахань.

— Будут воеводе поминки! — сказал Степан. — Жив он? — спросил он у Волдыря.

— А чуточку жив, батько! — ответил Волдырь. — Был совсем живой, а как ясык подали, вдруг какой-то лайдак налети на него да копьем в пузо! Его у церковь снесли. Ну, а мы взяли его потом осторожненько, на ковре, и под раскат положили. Тамотко все. Твоего суда ждут!

Степан нахмурился:

— Эка досада какая! Я думал, целюсенький!..

Они въехали в посад. Он был совершенно пуст. Толпы из войск Стеньки Разина спешно пробегали через него и устремлялись в Пречистенские ворота.

— Ну, вы! Дорогу атаману! — закричали у ворот на них казаки, и разом расчистился широкий путь.

Они въехали в Астрахань. Навстречу Стеньке хлынула голытьба.

— Здравствуй, батюшка, Степан Тимофеевич! — раздались кругом возгласы.

— Милости просим!

— Здорово, сынки, здорово! — весело кивал на все стороны Стенька Разин. К нему подскакали Фролка и Васька Ус.

— Иди суд чинить, — коротко сказал Фролка и дружески кивнул Василию.

— Много?

— Усь много! — ответил Ус. — Заперлись в церкви, проклятые! Так мы их оттуда выталкивали. Всех у раската посадили.

— Ну, ну! А воевода жив?

— У жив!

Василий ехал рядом с Стенькою и жадно смотрел по сторонам. Везде шумели толпы. Красные жупаны казаков, лохматые чубы украинцев мешались с сермягой, с синей посконой, и тут же мелькал стрелецкий кафтан или однорядка посадского.

С криком, беспорядочной гурьбою, несмотря уже на едущего атамана, люди врывались в дома и выбегали оттуда с узлами, иконами, шкатулками.

Один рослый посадский ухватил за волосы подьячего и тащил его. Тот падал на землю и отбивался.

— Под раскат его! — кричали вокруг.

— А славно гуляют молодцы! — с удовольствием сказал Стенька и прибавил: — Ты не думай, у меня порядок строгий, все поровну поделится!

Наконец показалась площадь и собор, рядом с которым высилась колокольня.

— Батько судить приехал! — раздалось в толпе, и она разом всколыхнулась и расступилась на две стороны. Василий взглянул перед собою и увидел страшную картину.

Вся соборная паперть была залита кровью, и у входа в церковь лежал, раскинувшись, обезображенный труп. Лица его не было видно, но в откинутой руке был зажат длинный нож, весь почерневший от крови.

А у пяты высокой колокольни во всяких позах, в изодранных одеждах, а некоторые и обнаженные вовсе, лежали брошенные, с завязанными руками старики, мужчины, женщины и даже дети. Впереди всех на ковре, в дорогом кафтане и латах, лежал пожилой полный мужчина. Лицо его было смертельно бледно. Ковер под ним был смочен кровью.

— А что было тут? — спросил Стенька, останавливая коня и быстрым взглядом окидывая картину.

— А какой-то бисов сын, — ответил Фролка, — стал у двери да и ну, машет ножом и не пускает!

— Это дура, Фрол! — высунувшись из толпы, крикнул какой-то оборванец.

— И впрямь дура! — усмехнулся Стенька — А ну, братики, подымите мне воеводу!

Он медленно слез с седла и вперевалку пошел к раскату.

Двое казаков бросились к лежавшему на ковре и, быстро взяв его под руки, поставили на ноги.

Стенька медленно подошел к нему, принял от казаков, взял под мышку своей сильною рукой и с ним вместе скрылся за маленькой дверкой колокольни.

Кругом воцарилась мертвая тишина. Василий, Фрол и Васька Ус слезли с коней и все с замиранием сердца смотрели на верх колокольни.

— Вон они! — крикнул их толпы голос.

— Дурень, — ответил другой, — батько его на самый верхний венец взведет!

— Тихо идут как! Я в минуту бы…

— Небось батька, поди, несет его на руках!

— Вошли, вошли!..

На верхнем ярусе колокольни показался Стенька и с ним рядом воевода. Они стояли плечо о плечо.

Стенька что-то говорил воеводе. Воевода покачал головою.

— Ишь, ишь! — заговорили в толпе. — Ну, конец тебе, воевода!

Стенька, видно было, как подтащил воеводу к низким перилам и толкнул его от себя в грудь обеими руками.

— Ух! — охнула толпа. Тело воеводы мелькнуло в воздухе и грузно ударилось о землю.

Что-то вздрогнуло в груди Василия.