Андрей Зарин - Кровавый пир. За чьи грехи?

— Отпусти и помилуй! — твердил Василий, глухо и тяжко стеная.

Отец Никодим стал наставлять его.

— Отец, умоли Наташу, чтобы простила окаянного!

— Она забыла уже и о тебе плачет! — сказал старик. Василий поднял лицо.

— Скажи ей, что, и умирая, люблю ее!

— Скажу, сыне! — ласково сказал Никодим. — Встань, я приобщу тебя.

И он приобщил Василия.

После этого его повели стрельцы за надолбы. Подле одного пустого глаголя остановились, вывели друг за другом его товарищей и быстро вздернули.

— Прощай, атаман! — успел крикнуть Кривой.

Василий набожно перекрестился. Стрельцы повели его дальше и подвели к острому колу. Двое палачей схватили его сильными руками, высоко подняли и с размаху посадили на кол. Василий вскрикнул так, что вороны черной тучей поднялись с обезображенных трупов и закружили в воздухе.

Когда Василий очнулся, он был один среди гниющих трупов. Кол медленно пробивал его внутренности. Невыносимая жажда мучила Василия, и он кричал хриплым голосом среди трупов и хищных воронов, которые уже не боялись его.

Вот один вскочил ему на голову и сидел на ней, хотя Василий кричал и мотал головою. Вот он нагнулся, жадным клювом ударил в глаз Василия и отлетел.

Василий лишился чувств и, не приходя уже в себя, помер к следующему утру.

В первый момент князь не поверил своим глазам, когда казаки принесли и положили перед ним Наташу. Прилуков жадно глядел на нее и не мог наглядеться. Какая она бледная, измученная! Как нежно ее лицо и как печально! При ярком свете луны она казалась покойницей, так бледны и недвижны были черты ее лица.

— Вот так здорово! — воскликнул Дышло. — Да это боярышня Лукоперовых!

Князь очнулся и поднял орошенное слезами лицо;

— Она, Дышло! Только не умерла ли она? Смотри, голубка не движется!

— Что ты, князь! Да я ее сейчас тебе в память приведу! Гляди!

Князь снова склонился над нею. Дышло стал на колени, взял ее руки и тихо стал хлопать по ладоням.

— Будь черная кошка, — говорил он, — тогда бы живо! Подпалил хвост ейный и к носу!.. А теперь… тсс! Гляди, князь!

Но князь и так не сводил с нее очей.

Наташа лежала в обмороке, но вот она вздохнула, раскрыла глаза и улыбнулась. Сон! Вот он, светлый, ясный, который явился ей на спасение! И кругом от него свет так и льется… и она протянула вперед руки и воскликнула:

— Спаси меня!

— Спасли уже, ясная! — нежно ответил князь.

— Ай! — вскрикнула Наташа и пришла в себя.

Так это не сон! Князь правда перед нею, и она спасена. Свет этот — свет ясного месяца!.. Вот здесь лежат связанные!..

Она села и растерянно-радостно оглянулась.

— Не сон! И ты здесь, князь? Как ты набрел сюда?

— Я послан за разбойниками в Саратов, — оправившись, ответил князь, — и узнал, что тебя вор увез. Погнался, и вот — помог мне Господь!

— Истинно Господь, — кивнув головою, сказала Наташа. — От кого узнал?

— Поп сказал. Я думал, тебя убили…

— Отец Никодим! Значит, он жив! О, как я рада! Я думала, все убиты… Князь, отвези меня к нему.

— Туда и уедем. Я только тебя ждал. Эй! — сказал он, подымаясь с колен. — Готовсь!

Он распорядился устроить покойное сиденье для Наташи. Между двух коней, на копьях и арканах, казаки приспособили вроде люльки, и Наташа полулегла в нее. Князь сел на коня.

— Ты, Дышло, воров к воеводе приведешь! — приказал он. — Двадцать казаков здесь тебе на помощь останутся.

— Ладно! — сказал Дышло. — Скачи, княже, со своим кладом. Бог тебе на дорогу!

Казаки поскакали. Князь время от времени взглядывал на Наташу и каждый раз встречал ответный благодарный взгляд, отчего с неудержимою радостью билось его сердце.

В тихом домике отца Никодима, несмотря на поздний вечерний час, все еще длилась беседа. Даже Викентию словно бы полегчало, когда он узнал, как всполошился князь и поскакал в погоню.

— Нагонит! — говорил он с уверенностью.

— Дай Бог! Только ведь, почитай, пять ден прошло. Где искать?

— Найдет! — уверенно повторил Викентий. — Она мне сон свой рассказывала. Вещий сон! Поначалу все так и сбылося, а теперя на нем черед…

— Пошли, Господи! — вздыхала Марковна. — Такая бедненькая! Всем-то обижена.

— Потом превознесется!

— Нет, не говори, Викеша, она не такая. Она николи не превознесется. Добрая!

— Ну, одначе, и на покой пора! — сказал Никодим, подымаясь с лавки. — Викеша, тебе что надоть?

— Марковна плечо перевяжет, — сказал Викентий, — да пить чтобы, ковшичек квасу оставь. Пить-от хочется, беда!

— Ну, ну! Марковна, ворочайся, а я пойду помолюся на сон! Бог с тобою, Викеша!

— Доброй ночи! — ответил несчастный Викентий.

Наступила тихая ночь. В домике отца Никодима все смолкло, только нет-нет раздавался с тишине протяжный вздох Марковны да наверху, в Наташиной светелке, слабо стонал Викентий.

Он метался без сна, и мрачные мысли в безмолвной тишине ночи претворялись у него в страшные образы. Бедный горбун! Подле Наташи, к которой он так привязался, он узнал первую радость дружбы с чистой, невинной душою девушки, и вот — ее, может, обесчестить теперь злой разбойник, а он, разбитый, раненый, прикован к кровати, и, как знать, может быть, смерть уже стоит в его изголовье.

"Кабы князь ее выручил!" — думал он, и радость при одной мысли о возможности спасения Наташи разливалась волною в его груди.

Тихо проносилась ночь над их домиком, наступало утро, утро светлое, радостное, и вдруг отец Никодим на самой заре вскочил с постели от стука в ворота.

— С нами крестная сила! — воскликнула Марковна. — Опять воры!

— Полно, полно, мать, — торопливо обуваясь, ответил Никодим, — воров теперя и следа нету!

— Спроси, отец! Не отворяй сразу-то.

Никодим выбежал на двор.

— Отворяй, што ли! Не бойсь! — услышал он добродушный голос, и вдруг, с нами силы Господни, серебристый голосок Наташи звонко крикнул: — Батюшка, отвори доченьке своей!

— Да неужто! — воскликнул отец Никодим, торопливо отмыкая тяжелый замок и снимая с ворот перечину.

— Вот тебе и неужто! — весело ответил князь, въезжая в ворота. — Принимай гостей!

— А где же?.. — начал Никодим.

— Здесь я, батюшка! — звонко откликнулась Наташа. — Силушки нет побежать к тебе!

— Доченька, любая! — кинулся к ней Никодим. Она приподнялась в своей люльке и обняла его голову.

— Выручили, выручили, — говорила она сквозь слезы, — не ты бы да не князь, пропасть мне с горя!

— Бог пособил! — ответил Никодим и бросился в горницы.

— Марковна! Наташа вернулась! — закричал он. Марковна так и хлопнулась на лавку.

— Ой, беда моя, обезумел старый! — но она тотчас же оправилась и легче серны выбежала на двор.

Казаки уже помогли князю вынуть Наташу, и он нес ее осторожно в дом.

— Ласточка моя! Голубушка! Выручили! — закричала Марковна, подбегая к Наташе. Та ласково кивнула ей головою.