Петр Краснов - Largo

Бражников, а с ним все те, кто служил в кавалерии ради красивого мундира, и на лошадь смотрели, как на опасного зверя, на которого лучше пореже садиться, ненавидели эти охоты всею душою.

Петрик и ему подобные, напротив, увлекались охотами. Они знали, что таких охот, такой жизни, такого увлечения охотничьей удалью, такой сладости победы над собою — они никогда иметь не будут — и они ехали на охоты, как на великий праздник.

В Поставах жили все вместе, в одном громадном трехэтажном замке — «палаце» — графа Пржездецкого, арендованном и перестроенном под школу. В нижнем каменном этаже была большая, на полтораста человек, столовая, библиотека, биллиардная, карточная и квартиры начальника школы и его помощника, во втором — деревянном — помещались офицеры по два и по четыре, в светлых, спартански скромно обставленных покоях. В третьем — жили денщики. Общая жизнь, вставание по сигналу, общий чай, завтрак и обед, игры в теннис и футбол, в свободное время, напоминали кадетские и юнкерские годы и молодили офицеров. Вновь крепло школьное товарищество. В свободные часы, когда на дворе был дождь — из камер и по корридору слышались помолодевшие голоса, тут звенела гитара, там бодро пели хором старую школьную «Звериаду», вспоминали юнкерские шутки, возились и боролись… За завтраком играли балалаечники, за обедом — школьные трубачи… Когда они уходили, — кто-нибудь садился за пианино и играл и пел… Совсем особая была в эти дни школа и жизнь в ней — яркая, как будто и праздная и вместе с тем занятая. Вспоминали охоты. Удивлялись, проезжая на другой день шагом, как могли они тут скакать! Восхищались школьными и своими лошадьми и получали крепкую веру в победу на коне: во что бы то ни стало!

Частые пни рубленого леса, болото, ямы для мочки льна, перевернутая глухими бороздами новина, широкие канавы, высокие заборы, крутобережные овраги — как могли все это пройти большим галопом и даже не заметить?… И эта победа над местностью — усугубляла бодрое, веселое, Поставское настроение, делало темп жизни радостно повышенным.

Петрик, отбыв Красносельские маневры ординарцем при Великом Князе Главнокомандующем и заслужив его благодарность, в самом прекрасном настроении духа ехал в Поставы.

Недавний разговор с Долле и досадная встреча с матросом ушли в прошлое. Навязчивая идея, что он должен убить Портоса, его оставила. Он ехал и думал о том, как многообразна жизнь и как в ней каждому отведено свое место и каждый нужен… Их было три — казалось — таких три одинаковых кадета, влюбленных в королевну Захолустного Штаба. И — прошло десять лет — и они все три такие разные… За кем правда?.. И, может быть, по-своему прав и Портос?… Жизнь!.. В ней есть место и нужен Тропарев, вскрывающий покойников, в ней есть — и тоже нужен, — не даром считается первым умом России — Стасский со своими страшными суждениями, в ней нигилисточка, безбожные люди… и Ермократ — и, пожалуй, — самый ненужный в ней — Петрик. Конные атаки… Его девиз — «quand-mеmе» "во что бы то ни стало" — понадобится ли все это? В той сложной и страшной жизни, что увидал Петрик в Петербурге, — не дано ли ему очень красочное место, но место уже пустопорожнее? «Лошадка»… стильный мундир Мариенбургского полка — черное с желтым — Георгиевские цвета, и шефом Государь… бряцание саблей — все это прошлое, уходящее, очень красивое, очень поднимающее дух, но, может быть, и правда — отжившее и мертвое? Красота, подвиг, победа, честь, честность, что, если в этой новой борьбе за Россию не это нужно?…. Долле говорил, — а Долле для Петрика был авторитет — теперь: химия… человек в маске с очками с толстыми стеклами, похожий на демона. N-лучи… радий… таинственные волны, пожар, гибель мирных невинных людей, женщин и детей и — никакого подвига! Только подлость. Честь в том, чтобы обмануть… Честность в предательстве — таков показывался Петрику новый двадцатый век, вступавший во второе десятилетие, и при таком обороте, как-то надо было понять и принять Портоса, партийного офицера.

Навязчивая идея перестала быть навязчивой. Она сменилась раздумьем, и в этом раздумьи было не мало тихой грусти. Этой грусти так отвечала прекрасная Поставская осень, и вся обстановка парфорсных охот.

Последние дни маневров в Красном Селе лили холодные, затяжные дожди, пузырились под ними черные лужи и холодные струи ползли за воротник. Печально чавкали копыта лошадей по грязным глинистым дорогам и безотрадно казалось низкое северное небо, покрытое тяжелыми, темно-свинцовыми тучами.

Здесь, в Поставах, точно еще продолжалось красное лето. Безоблачное небо казалось высоким. Солнце грело. В садах золотые висели яблоки и синие сливы. В цветник перед школьным палацем бурно цвели высокие нежные флоксы, пестрые вербены и темные, мохнатые астры и далии. "Крученый паныч" вился по балконам и переплетался с барвинком. На широких, лесных, песчаных дорогах дух захватывало от крепкого смолистого запаха и Одалиска галопировала по ним, порхая, как мотылек.

Точно жаждавший влаги человек, вдруг коснувшейся тонкого стекла широкого бокала, наполненного ледяным, ароматным, бьющим в нос шампанским и жадно, не отрываясь, пьющий его — Петрик вошел со всею любовью, с полным счастьем в красивую яркую жизнь Поставских охот. Всем сердцем воспринял эту королевскую забаву. Почувствовал себя гостем короля, любимым сыном Российского Императора.

День был хмурый и теплый. Туман поднялся утром с полей и так и остался стоять до самого неба — редкий и серый — ни дождь, ни ведро. Кругом ровная, полупрозрачная пелена. В ней, как в мутной, мыльной воде неподвижные стояли кудрявые, пожелтевшие деревья, и частая капель упадала с них на сухие листья.

День был свободный. Охоты не было. Офицеры утром группами по три-пять человек проездили лошадей. На завтра была назначена последняя, самая страшная, самая головоломная охота на 18 верст по искусственному следу, через два дня начинались охоты по зверю. Это уже было только весело. Робкий ездок мог «мастерить», избегая заборов и широких канав. Опасности останутся позади.

Эта завтраком распространился слух, что охота будет необычайной. Ездившие выбирать место для прокладки следа генерал Лимейль и полковник Скачков были серьезны. И хотя никто, кроме них и молчаливого наездника Рубцова, всегда сопровождавшего начальника школы, не видал и не знал, куда ездили выбирать место охоты — между офицерами пошли разговоры, что охота будет до жестокости страшна.

Говорили, что начнется она в двадцати верстах от Постав в березовом лесу, круто пойдет вниз по скату и на самом скате будет забор в два аршина вышины. Рассказывали о рубленом лесе на болоте, о какой-то канаве, которую едва могла осилить знаменитая «Примадонна» генерала Лимейля. Предсказывали "массовый редис", большое «ломайло» и много "дров"…