Петр Краснов - Выпашь

Лакей, беззвучно ходя вокруг стола, наливал в хрустальные бокалы шампанское.

— Ну, а как ты сам… Имеешь какие-нибудь сведения о Алечке?

— Никаких, — глухо сказал Петрик. — А вот какая со мной действительно странная история происходит.

И Петрик, как "на духу", как он и привык все и всегда рассказывать Долле, рассказал про англичаночку, странно, до невероятного напоминающую ему Алечку в дни ее девичества, носящую имя Анастасии и, однажды, точно по-Русски произнесшую:

— "педант, педант"…

— Ты понимаешь, Ричард, что все это совершенно невозможно. Я отлично сознаю, что моя Настенька погибла давно… Да если бы она и не погибла, то не могла же она так-таки взять да и обратиться в англичанку и начать ездить со мною в Булонском лесу в Париже? Слишком чудесно и слишком романтично.

— И тем не менее это тебя мучает?

— Мучает?… нет. Но заинтриговало. Да я это уже из головы выбросил… И рассказал-то тебе потому, что к слову пришлось.

— Так ведь, если есть что-либо непонятное, самое лучшее подойти вплотную к этому непонятному и разъяснить его себе.

— Я понимаю… Это и по-кавалерийски… Прежде всего разведка… Но, ты понимаешь… В этом костюме, в моем положении наездника…

— Тебя просто не примут. Вот видишь, почему и я таким снобом и аристократом стал… Мой смокинг и тебе послужит.

— Да как?… я и по-английски только свои слова профессиональные знаю…

— Ты ее адрес знаешь?

— Нет.

— Ну, да это не важно. Найдем, или в Воttin или в посольстве справлюсь.

— Что ты хочешь делать?

— Да просто… Съезжу к ней. Ingeniеur Dоllеt, да еще с «t» на конце. Примут — и все узнаю, что, кто, откуда эта барышня.

— Ты допускаешь мысль? Но это никак невозможно.

— Милый Петрик, мы живем в такие времена, когда возможно все. Когда Господь открыто, полными пригоршнями сыплет на землю чудеса, и только люди за своим наглым и неприкровенным служением Золотому Тельцу не видят и не хотят видеть этих чудес… Не будем подражать им, и будем верить в возможность всякого чуда…

Даже в возможность чуда воскресения нашей несчастной Родины. Ты сейчас едешь в манеж. К шести часам приезжай ко мне обедать — и я тебе сдам полный отчет обо всем, что я найду в доме мисс Анастасии Герберт…

Ровно в шесть часов вечера Петрик дернул за согнутый язык, торчавший из бронзовой пасти льва, прикрепленной с правой стороны входной двери дома Долле.

Ему открыл лакей в ливрее. Он провел Петрика по полутемной лестнице, затянутой мягким ковром, мимо каких-то рыцарских лат на подставках, во второй этаж и впустил через высокие двери в большой зал. В нем мутно горела одна лампочка от люстры. Петрик успел только рассмотреть какие-то золоченые кресла, картины, или портреты по стенам и мягкий ковер во весь пол, как сейчас же откуда-то из внутренних комнат к нему торопливыми шагами вышел Долле.

Он подошел к Петрику, крепко сжал его руку и сказал:

— Ну да, милый Петрик, ты не ошибся. Твое сердце тебя не обмануло… Однако, какая тут тьма. Никак не могу приучить, что когда кто-нибудь приходит, надо прежде всего зажечь всю люстру. — Долле повернул штепсель и осветил гостиную. — Да… эта англичанка — твоя дочь… Анастасия Петровна…

— Но… как ты узнал?..

Петрик устало, в изнеможении, опустился в кресло.

— Она сама это знает?

— И да, и нет.

— Она знает… или догадывается, что наездник, который ездит с ней?..

— Нисколько.

— Ты ей сказал?

— Я ей ничего не сказал, милый Петрик. Как я мог ей что-нибудь открыть или сказать, не имея на то от тебя полномочий.

— Да… конечно… Ты прав. Я слушаю. Как же это вышло?

— Ну вот… Я приехал к ним. Они занимают очень большую, красивую меблированную квартиру на аvеnuе Hеnri Mаrtin. Там только нефтяникам впору жить. Я подал карточку. — "По какому делу"? — "По личному". Костюм, милый мой, — ключ, открывающий двери королевских, что королевских! короли всегда были доступны, но и президентских и банкирских домов. А на мне был первосортнейший этакий жакет…

Ну, и все-таки я не мальчишка. Лакей, англичанин, провел меня в гостиную.

Побольше и пороскошнее этой. Все подлинное, старинное… С большим вкусом обставлено. Вазы с цветами… Рояль…

— Рояль?..

— Да, рояль… И пороскошнее, чем был у твоей Алечки. Очень дорогой Плейель…

Я быстро окинул комнату взглядом и думаю, как и с чего начать… И вдруг вижу на камине, и в большом почете, на полке, подле массивных бронзовых часов, в дубовых рамках стоят два портрета. На одном изображен красивый английский лейтенант в парадной форме. Благородное этакое лицо, спортивная осанка. Бритый, твердый, «волевой» подбородок. Пробор посередине и каска в руках. Залюбоваться можно. На другом, и в такой же раме и в таком же почете, переснятый и подрисованный портрет такого же молодцеватого офицера в русых, распущенных на концах усах, но только в Русской драгунской форме, в каске с длинным шлыком, в перевязи и со значком школы на груди. Ну, словом, твой портрет… Вот и предлог для начала разговора.

Вот и объяснение моего вторжения в их квартиру. И только я все это подумал, как в гостиную входит очень представительная и красивая дама в седых волосах и в очень дорогом и модном платье. Смотрит на меня надменно и сухо… "Чем могу быть вам полезной?.." По-французски, знаешь, как говорят англичанки с ударениями на первом слоге. Я ей сейчас же по-английски… И лед стал таять… Я — говорю — к вам, сударыня, по совершенно необычайному делу. И прошу вас выслушать меня до конца и сказать мне все, что я вас спрошу. Она стала очень серьезной и спокойно сказала: — "я вас слушаю". Было в ней что-то, что сказало мне, что я имею дело с христианкой, что-то подкупающее, ласковое, любовное. И я ей сразу: — скажите, сударыня, ваша дочь, Анастасия, ваша родная дочь, или приемная, или она просто ваша знакомая?.. — "А почему вы меня так спрашиваете?" — Потому, сударыня, что я хорошо знал того Русского офицера, чей портрет стоит у вас на камине. "Вот как…

Это очень интересно… Как же его звали?" — Его звали, сударыня, — ротмистр Петр Сергеевич Ранцев. У него в мае месяце 1915-го года, в Манчжурии, была похищена дочь двух лет по имени Анастасия. Как ее ни искали, найти не могли. — "Вы не знаете", — спросила меня дама, — "этот офицер или жена его живы?" — Я не знаю этого. Но я постараюсь узнать.

— Так, правильно, — тихо сказал Петрик. Он встал и, неслышно ступая по ковру, подошел к окну.

Когда он проходил мимо Долле, тот заметил, что лицо Петрика было необычно торжественно. Петрик стал спиною к Долле, лицом к окну и сказал: — продолжай, Ричард, я тебя слушаю.

— "Я вижу", — сказала дама, — "что вы знаете про мисс Анастасию больше, чем знаем мы". И она спокойно и твердо, ничего, видимо, не скрывая, рассказала всю историю мисс Анастасии. История и необыкновенная и, если хочешь, самая простая по тамошним местам и по английским нравам. Ведь можно любить или не любить англичан, но отрицать того мы не можем, они джентльмены до мозга костей. Так вот: в этот самый май месяц мистер Герберт, муж этой самой дамы, майор английской службы и его сын, молодой лейтенант, охотились в лесах Императорской охоты. Они получили известие, что их полк, стоявший в Британской Индии, должен идти на фронт, и они, бросив охоту, шли напрямик к японской ветке железной дороги, чтобы ехать в Дальний на пароход. Их там уже ждала миссис Герберт, та самая дама, которая мне все это рассказывала. Как это часто бывает, когда, торопясь, идут напрямик, заблудились в Манчжурских сопках и падях. Заночевали в лесу, и на рассвете стали продолжать свой путь. Вдруг они услыхали в глубине балки крик ребенка и плач женщины. Они бросились туда. Мельком увидали они страшную сцену.