Максим Горький - Васька Красный

На лице Васьки что-то дрогнуло, он хрипло сказал:

- Дай... водицы...

И выражение неудовлетворённого голода исчезло из его глаз.

Аксинья так и осталась наверху у Васьки, спускаясь вниз лишь затем, чтоб поесть, попить чаю и взять чего-нибудь для больного. Подруги не разговаривали с ней, ни о чём не спрашивали её, хозяйка тоже не мешала ей ухаживать за больным и вечерами не вызывала её к гостям. Обыкновенно Аксинья сидела в Васькиной комнате у окна и смотрела в него на крыши, покрытые снегом, на деревья, белые от инея, на дым, опаловыми облаками поднимавшийся к небу. Когда ей надоедало смотреть, она засыпала тут же на стуле, облокотясь о стол. Ночью она спала на полу около Васькиной кровати.

Они почти не разговаривали; попросит Васька воды или ещё чего-нибудь, - Аксинья принесёт ему, посмотрит на него, вздохнёт и отойдёт к окну.

Так прошло дня четыре. Хозяйка усердно хлопотала о помещении Васьки в больницу, но места там пока не было.

И вот однажды вечером, когда Васькина комната уже наполнилась сумраком, он, приподняв голову, спросил:

- Аксинья, ты тут, что ли?

Она дремала, но его вопрос разбудил её.

- А где же? - отозвалась она.

- Поди-ка сюда...

Она подошла к кровати и остановилась у неё, по обыкновению обвив косу вокруг шеи и держась рукой за конец её.

- Чего тебе?

- Возьми стул, сядь сюда...

Вздохнув, она пошла к окну за стулом, принесла его к постели и села.

- Ну?

- Ничего... посиди тут...

На стене, над постелью Васьки, висели его большие серебряные часы и торопливо тикали. По улице быстро пролетел извозчик, слышно было, как взвизгнули полозья. Внизу смеялись девицы, а одна из них высоким голосом пела:

Па-алюбила студента га-алодна-ва...

- Аксинья! - сказал Васька.

- А?

- Ты вот что... давай со мной жить!

- Живём ведь, - лениво ответила девушка.

- Нет, ты погоди... Давай как следует!..

- Давай... - согласилась она.

Он замолчал и долго лежал с закрытыми глазами.

- Вот... Уйдём отсюда и заживём.

- Куда уйдём? - спросила Аксинья.

- Куда-нибудь... Я буду с конки за увечье искать... Заплатят, по закону должны заплатить. Потом, у меня свои деньги есть, рублей шестьсот.

- Сколько? - спросила Аксинья.

- Рублей шестьсот.

- Ишь ты! - сказала девушка и зевнула.

- Да... на одни эти деньги можно своё заведение открыть... да ежели ещё с конки сорвать... Поедем в Симбирск, а то в Самару... и там откроем... Первый дом в городе будет... Девок наберём самых лучших... По пяти рублей за вход брать будем.

- Говори! - усмехнулась Аксинья.

- Чего там? Так и будет...

- Как же!..

- Так, говорю, и будет... Ежели ты хочешь - обвенчаемся.

- Чего-о?! - воскликнула Аксинья, глупо хлопая глазами.

- Обвенчаемся, - с каким-то беспокойством повторил Васька.

- Мы с тобой?

- Ну да...

Аксинья громко засмеялась. Качаясь на стуле, она взялась за бока и то смеялась густо, басовыми нотами, то взвизгивала, что было совершенно неестественно для неё.

- Чего ты? - спросил Васька, и опять что-то голодное явилось в его глазах. А она всё хохотала. - Чего ты? - спрашивал он её.

Наконец, кое-как сквозь смех и визг, она высказалась:

- Насчёт венчанья... Разве это можно? Да я и в церкви-то три года не была... Чудак! Ишь, нашёл жену! Детей не ждёшь ли от меня?

Мысль о детях вызвала у неё новый взрыв искреннего хохота. Васька смотрел на неё и молчал...

- Да и разве я поеду с тобой куда-нибудь? Ишь ты... тоже. Ты завезёшь меня да и убьёшь где-нибудь... Ведь ты мучитель известный.

- Ну, молчи уж! - тихо сказал Васька.

Но она стала говорить ему о его жестокости, вспоминая разные случаи.

- Молчи! - просил он её, а когда она не послушалась, он хрипло крикнул: - Молчи, говорю!

В этот вечер они не говорили больше. Ночью у Васьки был бред; из широкой груди его вырывался хрип, вой. Васька скрежетал зубами и размахивал в воздухе правой рукой, иногда ударяя ею себя в грудь.

Аксинья проснулась, встала на ноги у постели и долго со страхом смотрела в его лицо. Потом разбудила его.

- Что ты это? Домовой тебя душил, что ли?

- Так, привиделось!.. - слабо сказал Васька. - Дай-ка водицы.

Выпив воды, он помотал головою и объявил:

- Нет, не открою я заведения... лучше торговлей займусь... А заведения не надо...

- Торговля... - задумчиво сказала Аксинья..- Н-да... лавочку открыть это хорошо.

- Пойдёшь со мной, что ли? - убедительно и тихо спросил Васька.

- Да ты никак всурьёз спрашиваешь? - воскликнула Аксинья, отодвигаясь от кровати.

- Аксинья Семёновна! - звенящим голосом сказал Васька, приподняв голову с подушки. - Вот тебе...

И замолчал, взмахнув рукой в воздухе.

- Никуда я с тобой не пойду... - решительно мотая головой, заговорила Аксинья, не дождавшись от него слов. - Никуда!

- Захочу - пойдёшь... - тихо сказал Васька.

- Ни-икуда не пойду!

- Только - не хочу я так... А ежели захотел бы - пойдёшь!..

- Нет уж...

- Да, чёрт! - раздражённо крикнул Васька. - Ведь вот ты со мной канителишься... шевыряешься тут... чего же?

- Это другое дело... - резонно сказала Аксинья. - А чтобы с тобой жить - нет! боюсь я тебя... очень уж ты злодей!

- Эхма! Что ты понимаешь?! - зло воскликнул Васька. - Злодей! Дура ты... Думаешь - злодей, так и всё тут? Думаешь - легко, если злодей?

Голос у него оборвался, и Васька помолчал немного, растирая грудь здоровой рукой. Потом тихо, с тоской в голосе и страхом в глазах, снова заговорил:

- Что уж вы... очень? Ну, злодей... так разве весь человек в этом? Чего у меня спрашивали?.. Пойдём, Аксинья Семеновна!

- И не говори про это! Не пойду... - упорно стояла на своём Аксинья и подозрительно отодвигалась от него.

Опять оборвался их разговор. В комнату смотрела луна, и от её света Васькино лицо казалось серым. Он долго лежал молча, то открывая, то закрывая глаза. Внизу - танцевали, пели, хохотали.

Раздался сочный храп Аксиньи; Васька глубоко вздохнул.

Прошло ещё дня два, и хозяйка устроила Ваське место в больнице.

Приехал за ним больничный фургон с фельдшером и служащим. Ваську осторожно свели сверху в кухню, и там он увидел всех девиц, столпившихся у двери в комнату.

Лицо его перекосилось, однако он ничего не сказал им. Они смотрели на него сурово и серьёзно, но по их глазам нельзя было бы определить, что они думают при виде Васьки. Аксинья с хозяйкой надевали на него пальто, и все в кухне тяжело и хмуро молчали.

- Прощайте! - вдруг сказал Васька, наклонив голову и не глядя на девиц. - Про... прощайте!

Некоторые из них молча поклонились ему, но он не видел этого; а Лида спокойно сказала:

- Прощай, Василий Мироныч...

- Прощайте... да...

Фельдшер и больничный служитель взяли его подмышки и, подняв с лавки, повели к двери. Но он опять поворотился к девицам:

- Прощайте... был я... точно что...

Ещё два или три голоса сказали ему: