Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Часть 1)

Она рассказала, что в юности дядя Хрисанф был политически скомпрометирован, это поссорило его с отцом, богатым помещиком, затем он был корректором, суфлером, а после смерти отца затеял антрепризу в провинции. Разорился и даже сидел в тюрьме за долги. Потом режиссировал в частных театрах, женился на богатой вдове, она умерла, оставив все имущество Варваре, ее дочери. Теперь дядя Хрисанф живет с падчерицей, преподавая в частной театральной школе декламацию.

- А эта - Варвара?

- Варвара - талантлива, - не сразу ответила Лидия, и глаза ее вопросительно остановились на лице Клима.

- Ты что как смотришь? - смущенно спросил он.

- Я думаю: ты - талантлив?

- Не знаю, - скромно ответил Клим.

- Какой-то талант у тебя должен быть, - сказала она, задумчиво разглядывая его.

Пользуясь молчанием, Клим спросил о главном, что интересовало его, - о Диомидове.

- Странный, не правда ли? - воскликнула Лидия, снова оживляясь. Оказалось, что Диомидов - сирота, подкидыш; до девяти лет он воспитывался старой девой, сестрой учителя истории, потом она умерла, учитель спился и тоже через два года помер, а Диомидова взял в ученики себе резчик по дереву, работавший иконостасы. Проработав у него пять лет, Диомидов перешел к его брату, бутафору, холостяку и пьянице, с ним и живет.

- Хрисанф толкает его на сцену, но я не могу представить себе человека, менее театрального, чем Семен. О, какой это чистый юноша!..

- И влюблен в тебя, - заметил Клим, улыбаясь.

- И влюблен в меня, - автоматически повторила Лидия.

- А - ты?

Она не ответила, но Клим видел, что смуглое лицо ее озабоченно потемнело. Подобрав ноги в кресло, она обняла себя за плечи, сжалась в маленький комок.

- Странных людей вижу я, - сказала она, вздохнув. - Очень странных. И вообще как это трудно понимать людей!

Клим согласно кивнул головой. Когда он не мог сразу составить себе мнения о человеке, он чувствовал этого человека опасным для себя. Таких, опасных, людей становилось все больше, и среди них Лидия стояла ближе всех к нему. Эту близость он сейчас ощутил особенно ясно, и вдруг ему захотелось сказать ей о себе все, не утаив ни одной мысли, сказать еще раз, что он ее любит, но не понимает и чего-то боится в ней. Встревоженный этим желанием, он встал и простился с нею.

- Приходи скорей, - сказала она. - Завтра же приходи, завтра праздник.

На улице все еще сыпались мелкие крупинки дождя, по-осеннему упрямого. Скучно булькала вода в ручьях; дома, тесно прижавшиеся друг к другу, как будто боялись, размокнув, растаять, даже огонь фонарей казался жидким. Клим нанял черного, сердитого извозчика, мокрая лошадь, покачивая головою, застучала подковами по булыжнику. Клим съежился, теснимый холодной сыростью, досадными думами о людях, которые умеют восторженно говорить необыкновенные глупости, и о себе, человеке, который все еще не может создать свою систему фраз.

"Человек - это система фраз, не Солее того. Конурки бога, - я глупо сказал. Глупо. -Но еще глупее московский бог в рубахе. И - почему сны в Орле приятнее .снов в Петербурге? Ясно, что все эти пошлости необходимы людям лишь для того, чтоб каждый мог отличить себя от других. В сущности это 'мошенничество".

Несколько вечеров у дяди Хрисанфа вполне убедили Самгина в том, что Лидия -живет среди людей воистину странных. Каждый раз он видел там Диомидова, и писаный красавец этот возбуждал в нем сложное чувство любопытства, недоумения, нерешительной ревности. Студент Маракуев относился к Диомидову враждебно, Варвара - снисходительно и покровительственно, а отношение Лидии было неровно и капризно. Иногда в течение целого вечера она не замечала его, разговаривая с Макаровым или высмеивая народолюбие Маракуева, а в другой раз весь вечер вполголоса говорила только с ним или слушала его негромко журчавшую речь. Диомидов всегда говорил улыбаясь и так медленно, как будто слова доставались ему с трудом.

- Есть люди домашние и дикие, я - дикий! - говорил он виновато. Домашних людей я понимаю, но мне с ними трудно. Все кажется, что кто-нибудь подойдет ко мне и скажет: иди со мной! Я и пойду, неизвестно куда.

- Это я тебя, и поведу! - кричал дядя Хрисанф. - Ты у меня будешь первоклассным артистом. Ты покажешь такого Ромео, такого Гамлета...

Диомидов, приглаживая волосы, недоверчиво ухмылялся, и недоверие его было так ясно, что -Клим подумал:

"Лидия - права: этот человек - не может быть актером, он слишком глуп, для того чтоб фальшивить".

Но однажды дядя Хрисанф заставил Диомидова и падчерицу свою прочитать несколько сцен из "Ромео и Юлии". Клим, равнодушный к театру, был поражен величавой силой, с которой светловолосый юноша произносил слова любви и страсти. У него оказался мягкий тенор, хотя и не богатый оттеками, созвучный. Самгин, слушая красивые слова Ромео, спрашивал: почему этот человек притворяется скромненьким, называет себя диким? Почему Лидия скрывала, что он талантлив? Вот она смотрит на него, расширив глава, сквозь смуглую кожу ее щек проступил яркий румянец, и пальцы руки ее, лежащей на колене, дрожат.

Дядя Хрисанф, сидя верхом на стуле, подняв руку, верхнюю губу и' брони, напрягая толстые икры коротеньких ног, подскакивал, подкидывал тучный свой корпус, голое- лицо его сияло восхищением, он сладостно мигал.

- Отлично! - закричал он, трижды хлопнув ладонями. - Превосходно, но не так! Это говорил не итальянец, а - мордвин. Это - размышление, а не страсть, покаяние, а не любовь! Любовь требует жертв. Где у тебя жест? У тебя лицо не живет! У тебя вся душа только в глазах, этого мало! Не вся публика смотрит на сцену в бинокль...

Лидия отошла к окну и, рисуя пальцем на запотевшем стекле, сказала глуховато:

- Мне тоже кажется, что это слишком... мягко.

- Нисколько не зажигает, - подтвердила Варвара, окинув Диомидова сердитым взглядом зеленоватых глаз. И только тут Клим вспомнил, что она подавала Диомидову реплики Джульетты бесцветным голосом и что, когда она говорит, у нее некрасиво вытягивается шея.

Диомидов опустил голову, сунул за ремень большие пальцы рук и, похожий на букву "ф", сказал виновато:

- Не верю я в театр.

- Потому что ни чорта не знаешь, - неистово закричал дядя Хрисанф. Ты почитай книгу "Политическая роль французского театра", этого... как его? Боборыкина!

Наскакивая на Диомидова, он затолкал его в угол, к печке, и там убеждал:

- Тебя евангелием по башке стукнуть надо, притчей о талантах-!

- В притчу эту я тоже не верю, - услышал Клим тихие слова.

"Конечно, он глуп", - решил Клим, а Лидия засмеялась, и он принял смех ее как подтверждение своей оценки.

Позднее, сидя у нее в комнате, он сказал:

- Помнишь, отец твой говорил, что все люди привязаны каждый на свою веревочку и веревочка сильнее их?