Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Часть 4)

- Ну, уж они сами.

- Ах, вот как...

Говорить с ней было бесполезно. Самгин это видел, но "радость бытия" все острее раздражала его. И накануне 27 февраля, возвратясь с улицы к обеду, он, не утерпев, спросил:

- Ну, что скажете?

- Революция началась, Клим Иванович, - сказала она, но, облизнув губы кончиком языка, спросила: - Верно?

- Возможно. Но не менее возможно и то, что было в пятом году, 9 января. Вы знаете, что тогда было?

- Да, нам читали.

- Что - читали? Кто и где?

- Внизу в столовой, Аркаша, там газеты объясняет молодой человек, Аркаша...

- Давайте обедать, - строго сказал Самгин.

Он хорошо помнил опыт Москвы пятого года и не выходил на улицу в день 27 февраля. Один, в нетопленной комнате, освещенной жалким огоньком огарка стеариновой свечи, он стоял у окна и смотрел во тьму позднего вечера, она в двух местах зловеще, докрасна раскалена была заревами пожаров и как будто плавилась, зарева росли, растекались, угрожая раскалить весь воздух над городом. Где-то далеко не торопясь вползали вверх разноцветные огненные шарики ракет и так же медленно опускались за крыши домов.

Веселая [девица], приготовив утром кофе, - исчезла. Он целый день питался сардинами и сыром, съел все, что нашел в кухне, был голоден и обозлен. Непривычная темнота в комнате усиливала впечатление оброшенности, темнота вздрагивала, точно пытаясь погасить огонь свечи, а ее и без того хватит не больше, как на четверть часа. "Чорт вас возьми..."

Прыжки осветительных ракет во тьму он воспринимал как нечто пошлое, но и зловещее. Ему казалось, что слышны выстрелы, - быть может, это хлопали двери. Сотрясая рамы окон, по улице с грохотом проехали два грузовых автомобиля, впереди - погруженный, должно быть, железом, его сопровождал грузовик, в котором стояло десятка два людей, некоторые из них с ружьями, тускло блеснули штыки.

"Кого арестуют?" - соображал Клим Иванович, давно сняв очки, но все еще протирая стекла замшей, напряженно прислушиваясь и недоумевая: почему не слышно выстрелов?

Клим Иванович был сильно расстроен: накануне, вечером, он крепко поссорился с Еленой; человек, которого указал Дронов, продал ей золотые монеты эпохи Римской империи, монеты оказались современной имитацией, а удостоверение о подлинности и древности их - фальшивым; какой-то старинный бокал был не золотым, а только позолоченным. Елена топала ногами, истерически кричала, утверждая, что Дронов действовал заодно с продавцом.

- У него лицо мошенника, у вашего друга! - кричала она и требовала, чтоб он привлек Дронова к суду. Она обнаружила такую ярость, что Самгин испугался.

"Если она затеет судебное дело, - не избежать мне участия в нем", сообразил он, начал успокаивать ее, и тут Елена накричала на него столько и таких обидных слов, что он, похолодев от оскорблений, тоже крепко обругал ее и ушел.

Когда раздался торопливый стук в дверь, Самгин не сразу решил выйти в прихожую, он взял в руку подсвечник, прикрывая горстью встревоженный огонек, дождался, когда постучат еще раз, и успел подумать, что его не за что арестовать и что стучит, вероятно, Дро-нов, больше - некому. Так и было.

- Что ты - спал? - хрипло спросил Дронов, задыхаясь, кашляя; уродливо толстый, с выпученным животом, он, расстегивая пальто, опустив к ногам своим тяжелый пакет, начал вытаскивать из карманов какие-то свертки, совать их в руки Самгина. - Пища, - объяснил он, вешая пальто. - Мне эта твоя толстая дурында сказала, что у тебя ни зерна нет.

- Что делается в городе? - сердито спросил Самгин.

- Революция делается! - ответил Иван, стирая платком пот с лица, и ткнул пальцем в левую щеку свою.

- Павловский полк, да - говорят - и другие полки гарнизона перешли на сторону народа, то есть Думы. А народ-действует: полицейские участки разгромлены, горят, окружный суд, Литовский замок - тоже, министров арестуют, генералов...

Самгин стоял среди комнаты, слушал и не верил, а Дронов гладил ладонью щеку и не торопясь говорил:

- Кавардак и катавасия. Ко мне в квартиру влезли, с винтовками, спрашивают: "Это вы генерал Голембиовский?"-такого, наверно, и в природе нет.

- Полиция, жандармы? - спросил Самгин, пощипывая бородку и понимая, что скандал с Еленой погашен.

- Какая, к чорту, полиция? Полиция спряталась. Говорят, будто бы на чердаках сидит, готовится из пулеметов стрелять... Ты что - нездоров?

- Голова...

- Ну, головы у всех... кружатся. Я, брат, тоже... Я ночевать к тебе, а то, знаешь...

И, хлопнув себя ладонью по колену, Дронов огорченно сказал:

- Говоря без фокусов - я испугался. Пятеро человек-два студента, солдат, еще какой-то, баба с револьвером... Я там что-то сказал, пошутил, она меня-трах по роже!

Самгин сел, чувствуя, что происходит не то, чего он ожидал. С появлением Дронова в комнате стало холоднее, а за окнами темней.

- Арест министров - это понятно. Но - почему генералов, если войска... Что значит - на стороне народа? Войска признали власть Думы - так?

Дронов, склонив голову на плечо, взглянул на него одним глазом, другой почти прикрыт был опухолью.

- Завтра всё узнаем, - сказал он. - Смотри - свеча догорает, давай другую...

Он развертывал пакеты, раскладывал на столе хлеб, колбасу, копченую рыбу, заставил Самгина найти штопор, открыл бутылки, все время непрерывно говоря:

- В общем настроение добродушное, хотя люди голодны, но дышат легко, охотно смеются, мрачных ликов не видно, преобладают деловитые. Вообще начали... круто. Ораторы везде убеждают, что "отечество в опасности", "сила - в единении" - и даже покрикивают "долой царя!" Солдаты - раненые выступают, говорят против войны, и весьма зажигательно. Весьма.

Самгин вставлял свечу в подсвечник, но это ему не удавалось, подсвечник был сильно нагрет, свеча обтаивала, падала. Дронов стал помогать ему, мешая друг другу, они долго и молча укрепляли свечу, потом Дронов сказал:

- Ну, будем ужинать. Я с утра не ел. И снова молча выпили коньяку, поели ветчины, сардин, сига. Самгин глотнул вина и сказал:

- Знакомое вино.

- Царских подвалов, - пробормотал Дронов. - Дама твоя познакомила меня с торговкой этим приятным товаром.

- Купил ты золота ей?

- Зачем я буду покупать? Послал антиквара.

- Он ее - обманул, - сообщил Самгин. Дронова это не удивило:

- Ну, а - как же? Антиквор... Дронов перестал есть, оттолкнул тарелку, выпил большую рюмку коньяка.

- Ну, вот, дожили мы до революции, - неприятно громко сказал он, - так громко, что даже оглянулся, точно не поверил, что это им сказано. - Мне революция - не нужна, но, разумеется, я и против ее даже пальца не подниму. Однако случилось так, что - может быть - первая пощечина революции попала моей роже. Подарочек не из тех, которыми гордятся. Знаешь, Клим Иванович, ушли они, эти... ловцы генералов, ушли, и, очень... прискорбно почувствовал я себя. Дурацкая жизнь. Ты жил во втором этаже, я - в полуподвале, в кухне. Вы, благородные дети, паршиво относились ко мне. Как будто я негр, еврей, китаец...