Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Часть 4)

"Вот бы и с Аничкова моста медных-то голых парней убрать".

Самгин сухо спросил:

- Вы отрицаете в этом акте наличие народного гнева?

- Не заметил я гнева, - виновато ответил Харламов, уже неприкрыто издеваясь, и добавил: - Просто - забавляются люди с разрешения начальства.

- Это, разумеется, неверно, это - шарж! - заявил Самгин, а Харламов еще добавил:

- А вот газетчики - гневаются: запретили им публичное выражение ощущений, лишили дара слова, - даже благонамеренную сваху "Речь" - и ту прихлопнули.

Для Самгина было совершенно ясно, что всю страну охватил взрыв патриотических чувств, - в начале войны с японцами ничего подобного он не наблюдал. А вот теперь либеральная буржуазия единодушно приняла лозунг "единение царя с народом". Государственная дума торжественно зачеркнула все свои разногласия с правительством, патриотически манифестируют студенты, из провинций на имя царя летят сотни телеграмм, в них говорится о готовности к битве и уверенности в победе, газетами сообщаются факты "свирепости тевтонов", литераторы в прозе и в стихах угрожают немцам гибелью и всюду хвалебно говорят о героизме донского казака Козьмы Крючкова, который изрубил шашкой и пронзил пикой одиннадцать немецких кавалеристов.

- Десяток наверное прибавили для накаливания штатских людей воинской храбростью, - сказал Харламов.

"Играет роль скептика, потому что хочет подчеркнуть себя", - определил Самгин. Было неприятно, что Елена все более часто говорит о Харламове:

- Интересный. Забавный. Чудак.

- Чудаков у нас слишком много, от них устаешь, - заметил Самгин, а через несколько дней услыхал:

- Талантливый! Вчера читал мне что-то вроде оперетки - очень смешно! Там хор благочестивых банкиров уморительно поет:

О, какая благодать

Кости ближнего глодать!

- В эти дни едва ли уместно балаганить, - сказал Самгин, а она твердо возразила:

- Нет, именно в такие дни нужно жить веселее, чем всегда! Кстати: ты понимаешь что-нибудь в биржевой игре? Я в четверг выиграла восемь тысяч, но предупреждают, что это - опасно и лучше покупать золото, золотые вещи...

- Да, конечно, золото, - равнодушно подтвердил Клим Иванович.

Действия этой женщины не интересовали его, ее похвалы Харламову не возбуждали ревности. Он был озабочен решением вопроса: какие перспективы и пути открывает пред ним война? Она поставила под ружье такое количество людей, что, конечно, продлится недолго,- не хватит средств воевать года. Разумеется, Антанта победит австро-германцев. Россия получит выход в Средиземное море, укрепится на Балканах. Все это - так, а - что выиграет он? Твердо, насколько мог, он решил: поставить себя на видное место. Давно пора.

- Я обязан сделать это из уважения к моему житейскому опыту. Это ценность, которую я не имею права прятать от мира, от людей.

Но эти формулы не удовлетворяли его. Он чувствовал, что не от людей, а от самого себя пытается спрятать нечто, всю жизнь беспокоившее его. Он не считал себя честолюбивым и не чувствовал обязанным служить людям, он не был мизантропом, но видел большинство людей ничтожными, а некоторых чувствовал органически враждебными. Поползли мрачные слухи о разгроме в Восточной Пруссии армии Самсонова, он упрекнул себя в торопливости решения. А через несколько дней Елена, щелкая пальцами, показала ему фотоснимок:

- Посмотри, какой курьез!

Снимок - мутный, не сразу можно было разобрать, что на нем - часть улицы, два каменных домика, рамы окон поломаны, стекла выбиты, с крыльца на каменную площадку высунулись чьи-то ноги, вся улица засорена изломанной мебелью, валяется пианино с оторванной крышкой, поперек улицы - срубленное дерево, клен или каштан, перед деревом - костер, из него торчит крышка пианино, а пред костром, в большом, вольтеровском кресле, поставив ноги на пишущую машинку, а винтовку между ног, сидит и смотрит в огонь русский солдат. На заднем фоне расплывчато изображены еще двое солдат, они впрягают или распрягают бесформенную лошадь.

- Можно подписать: победитель - не правда ли? - спросила Елена, Самгин сердито сказал:

- Я уверен, что все это... безобразие устроено нарочно, для того чтоб снять. Какие-нибудь прапорщики, корреспонденты, - говорил Самгин. Елена возразила:

- Нет, это снял доктор Малиновский. У него есть другая фамилия Богданов. Он - не практиковал, а, знаешь, такой - ученый. В первый год моей жизни с мужем он читал у нас какие-то лекции. Очень скромный и рассеянный.

Встряхнув плечами и грудью, щелкнув пальцами, она с удовольствием сказала:

- А - знаешь, это очень интересно - война, очень захватывает! Утром проснешься - думаешь: кто - кого? И газеты ждешь, как забавного знакомого.

- Для тех, кого бьют, это едва ли забавно, - докторально заметил Самгин, а Елена философски откликнулась:

- Пусть устроят так, чтоб не драться.

А через несколько дней она с удивлением сообщила:

- Представь - Харламов идет на войну добровольцем!

Непонятно было: почему в ее удивлении звучит радость?

Он спросил:

- Почему это приятно тебе? И получил ответ:

- Ты забываешь, что я немножко француженка, И было очень досадно: Самгин только что решил послать Харламова в один уездов Новгородской губернии по делу о незаконном владении крестьянами села Песочного пахотной землей, а также лугами помещицы Левашевой. Помещица умерла, ее наследник, депутат Государственной думы Ногайцев, нашел какой-то старый план, поручил Прозорову предъявить его иск к обществу села. Прозоров предъявил иск, в окружном суде выиграл дело. Но палата отменила решение суда, и в то же время [иск] о праве на владение частью спорной земли по дарственной записи Левашевой предъявил монастырь, доказывая, что крестьяне в продолжение трех лет арендовали землю у него.

В довершение путаницы крестьянин Анисим Фроленков заявил, что луга, которые монастырь не оспаривает, Ногайцев продал ему тотчас же после решения окружного суда, а монастырь будто бы пользовался сеном этих лугов в уплату по векселю, выданному Фроленковым. Клим Иванович Самгин и раньше понимал, что это дело темное и что Прозоров, взявшись вести его, поступил неосторожно, а на-днях к нему явился Ногайцев и окончательно убедил его-дело это надо прекратить. Ногайцев был испуган и не скрывал этого.

- Признаю, дорогой мой, - поступил я сгоряча. Человек я не деловой да и [с] тонкостями законов не знаком. Неожиданное наследство, знаете, а я человек небогатый и - семейство! Семейство - обязывает... План меня смутил. Теперь я понимаю, что план - это еще... так сказать - гипотеза.

Он был как-то особенно чисто вымыт, выглажен, скромно одет, туго застегнут, как будто он час тому назад мылся в бане. Говоря, он поглаживал бороду, бедра, лацканы толстого пиджака, доброе лицо его выражало смущение, жалость, а в глазах жуликовато играла улыбочка.