Максим Горький - Зыковы

С о ф ь я (снова ходит). Счастья это не дает ни тебе, ни ей...

А н т и п а. Ну... ты погоди ещё! (Молчание.) Соня?

С о ф ь я. Что?

А н т и п а. А... как она с Михаилом - ничего?

С о ф ь я (останавливаясь пред ним). Ты это брось - слышишь? Не внушай этой мысли ни себе, ни кому! Хеверн где?

А н т и п а (махая рукой). Там... в планы залез. Ну его... надоел!

С о ф ь я. Ты для него становишься слишком выгодным компаньоном...

А н т и п а (настораживаясь). Как это?

С о ф ь я. Так. Не разевай рта.

А н т и п а (ухмыляясь). Во-он что! А я думал, у тебя с ним...

С о ф ь я. Не о том думаешь...

А н т и п а (вздохнув). Трудно тебя понять, Соня!

С о ф ь я. При Павле на Мишу орать не надо - понимаешь?

А н т и п а. Ну, ну... Досаден парень... беда как! Что живёт, чего ради?

С о ф ь я. О себе подумай...

А н т и п а (задумчиво). Павлу я не обижу...

С о ф ь я. Над матерью её не смейся...

А н т и п а. Не люблю бабу эту...

С о ф ь я (прислоняясь к перилам). Устала...

А н т и п а (вскочил, подходит к ней). Что ты? Воды дать?..

С о ф ь я (прислоняясь к нему). Нехорошо...

А н т и п а. Отчего? Ах ты, господи!.. Соня - в чём дело-то?

С о ф ь я. Подожди... О, боже мой...

А н т и п а (обнял её). Эх ты, головушка! Пойдём, ляг, отдохни...

(Уводит её. Из сада выходит Тараканов; на террасе - Михаил, остановился у стола, наливает вина, пьёт.)

Т а р а к а н о в. Уехал немец-то?

М и х а и л. Он - швед. Или - грек.

Т а р а к а н о в. Это всё равно - чужой. Уехал?

М и х а и л. Останется ужинать...

Т а р а к а н о в. Гм... Удивительно!

М и х а и л. Что?

Т а р а к а н о в. Неужто никто не слышит, что от него жуликом пахнет?

М и х а и л. Ну-у... У вас все жулики!

Т а р а к а н о в. Не все, а - девять, десятый - дурак.,, Где Софья Ивановна? Она всё видит...

М и х а и л. Не знаю я... не знаю! (Садится на ступени, закуривает. Тараканов, жестикулируя, что-то бормочет, уходит. Из дома выходит Павла, улыбаясь, останавливается сзади Михаила и концом шарфа щекочет ему шею.)

М и х а и л (не оборачиваясь, грубовато). Смотрите, отец увидит - шум будет...

П а в л а (с гримасой). Уж и пошутить нельзя... Я молодая, мне скучно...

М и х а и л. Всем скучно...

П а в л а. Есть же где-нибудь весёлая жизнь!

М и х а и л. Поищите...

П а в л а. Пойдёмте в сад...

М и х а и л. Мне - в контору нужно. Докурю и пойду зарабатывать хлеб мой, в поте лица...

П а в л а (сходя по ступеням). Ну, я одна... Вот пойду так и буду идти неделю, месяц - прощайте!.. Вам будет жалко меня?

М и х а и л. Мне давно вас жалко...

П а в л а. Это - неправда... Не верю я... (Идёт. Обернулась, грозит ему пальцем.) Неправда!

(Михаил угрюмо смотрит вслед ей, гасит папиросу, встаёт, сзади его - отец.)

А н т и п а. Куда?

М и х а и л. В контору...

А н т и п а. Про какую это неправду говорила она?..

М и х а и л. Не знаю... не понял я...

А н т и п а. Не понял? (Смотрит на сына хмуро, видимо, хочет что-то сказать - отмахнулся от него.) Иди! (Опустив голову, медленно идёт за Павлой, из-за угла выглядывает Анна Марковна, грозит ему кулаком.)

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Просторный кабинет, большой письменный стол, направо - камин, налево - две двери: одна маленькая - в спальню Софьи, другая - во внутренние комнаты. В задней стене два окна и дверь на террасу. С о ф ь я с бумагами в руках стоит у стола; М у р а т о в, собравшийся уходить, бьёт себя по ноге измятой шляпой. Осенний серый день смотрит в окна, за стёклами качаются голые сучья.

С о ф ь я (задумчиво). Ещё один вопрос...

М у р а т о в (наклоняя голову). Хоть десять!

С о ф ь я. Скажите мне, просто и прямо, что побудило вас собрать эти бумаги?

М у р а т о в. Моё чувство...

С о ф ь я. Оставим чувства в покое...

М у р а т о в. Ну - что же я скажу тогда? (Пожал плечами, усмехается.) Уж очень вы строги со мною - терпенья нет! Я даже и не назвал - какое чувство...

С о ф ь я. Ревность, что ли?

М у р а т о в. Представьте - нет!

С о ф ь я. Желание причинить мне неприятность, да?

М у р а т о в. Тоже - нет. Боюсь, что не сумею объяснить вам так, чтоб это не рассердило вас и чтоб вы поняли. (Подумав.) Не поймёте, наверное; я сам плохо понимаю, в чём тут дело...

С о ф ь я. А всё-таки?

М у р а т о в (вздохнув). Есть между нами некий спор, - есть, как вы думаете? (Она молча кивает головою, присматриваясь к нему.) Ну так вот эти бумаги - доказательство, что прав - я, а вы ошибаетесь.

С о ф ь я (вздохнув). Уклончиво.

М у р а т о в. Позвольте откланяться...

С о ф ь я (оглядывая его). Прощайте. Отчего вы так легко одеты? Ветер, может пойти дождь...

М у р а т о в (тихонько смеётся). О, не беспокойтесь!

С о ф ь я. Почему вы смеётесь?

М у р а т о в. Есть причина... есть, уважаемая женщина! Я - ушёл.

С о ф ь я. Извините - не провожаю. Вы зайдёте в контору? Пожалуйста, пошлите ко мне Тараканова...

(Бросив бумаги на стол, вытирает руки платком, потом крепко прижала пальцы ко глазам. В дверь из сада входит Антипа, нездоровый, встрёпанный, в толстом пиджаке, без жилета, ворот рубахи расстегнут, на ногах валяные туфли.)

С о ф ь я (вспыльчиво). Надо спрашивать - можно ли войти!

А н т и п а (равнодушно). Ну, вот ещё... новости!.. Что я - чужой, что ли?

С о ф ь я. Что тебе нужно?

А н т и п а. Ничего. (Осматривает комнату.)

С о ф ь я (присматриваясь к нему, мягче). Ты что шляешься растрёпой таким?

А н т и п а (садясь в кресло у камина). Умру - нарядишь.

С о ф ь я. Н-но, здравствуйте!

А н т и п а. Не люблю я старых этих барских домов. Не дома - гроба! И запах даже особый, свой. Напрасно я к тебе переехал. Чужой стал я всему...

С о ф ь я. Перестань, пожалуйста... Не время мне слушать этот вздор. (Входит Тараканов, она протягивает ему толстую папку со стола.) Матвей Ильич, отберите, пожалуйста, все счета и документы по Чернораменской даче и по Усеку. Здесь и сейчас... (Садится к столу, пишет. Тараканов пристроился за столиком у камина, надел очки; Антипа смотрит на него, улыбаясь.)

А н т и п а. Что в газетах пишут?

Т а р а к а н о в (мрачно). Китай ополчается...

А н т и п а. Противу кого?

Т а р а к а н о в. Против нас. По наущению немца.

А н т и п а. Не любишь ты немцев!

Т а р а к а н о в. Нисколько не люблю.

А н т и п а. За что?

Т а р а к а н о в. Они нас умнее.

А н т и п а. Умных надо уважать.

Т а р а к а н о в. Я уважаю. Только не люблю.

А н т и п а. Чудак ты, брат...

Т а р а к а н о в. У нас все, кто поумнее, чудаки...

А н т и п а. Это, пожалуй, верно! (Подумав.) Хоша - ты вот и не больно умён, а тоже чудак.

Т а р а к а н о в. Это неверно.

А н т и п а. Сказывай! А зачем мундир снял, службу бросил?

Т а р а к а н о в. Объяснял я это.

А н т и п а. Объяснял, да не объяснил.

Т а р а к а н о в. Отойди, сказано, ото зла и сотворишь благо...

А н т и п а (ударив ладонью по ручке кресла). Дудки! Ничего не сотворишь, отойдя ото зла, ничего, таракан! Нет, ты иди в самое во зло, в сердце ему бей, вали его наземь, топчи, уничтожь, а не поддавайся ему, не давай одолеть тебя - вот как надо! Верно говорю, Софья?