Фридрих Горенштейн - Попутчики

"- Если, конечно, - подумал я, Забродский, - это твоё слово, выпущенное погулять, не поймает кто-нибудь посторонний и поместит в свой бумажный зверинец".

- Жизнь провинциального актёра ужасна, - говорил Чубинец, - а театрального администратора и того хуже, если он только не вор, не пьяница, не картёжник и не дурак, как наш старший администратор, Носов. Так вот, приезжаю я в Мукачево в плохом состоянии и с температурой, потому запоздал несколько и только в вестибюле гостиницы очутился, как сразу меж двух огней: Носова и актёров. Наши все сидели в вестибюле и ждали мест. К нам ведь отношение, не как к столичным знаменитостям. Начал я бегать с размещением. Голова болит, во рту липко, лечь бы, думаю, полежать, а бегаю. Но чувствую, без старшего администратора разместить мне не под силу, без прав бегаю. Старший администратор Носов был пьян в дымину и пошёл спать. Проспавшись, он не мог вспомнить ничего, кого расселил, а кого ещё нет. Я к тому времени уже совсем без сил и без души, ноги стали как каменные и температура, чувствую, поднялась не меньше тридцати девяти. А актёры, которых не расселили, ругаются, Носова нет, так они все ко мне. Одна актриса подходит и говорит: "Если в течение часа меня не устроят, я уеду с гастролей, но вас здесь не будет через три дня и Носова тоже. Я пойду прямо в обком и в управление". Я к Носову - так и так, ругаются и правильно делают. Жалобами угрожают. Этот проспавшийся Носов смотрит на меня, улыбается своей запухшей, красной мордой и говорит: "Работать не умеешь, Чубинец. Возьми её об руку, женщина всё же, поговори по душам, объясни ситуацию. А если будет уезжать, пусть даст расписку". Мне от этих его слов ещё хуже, совсем себя ненормальным чувствую, в голове туман. У меня ведь роя высокая, сорок пять вместо положенных пятнадцати. Я перед самыми гастролями анализы в поликлинику сдавал. (Просторечие. Не роя, а РОЭ - реакция оседания эритроцитов, один из показателей любого воспаления. Д.Т.)

- Во-первых, - говорю, почему вы со мной на "ты", а во-вторых, вы расселяете людей не для работы, а для развлечения, чтоб было удобно играть в карты ночами, пить водку и чтоб было поменьше свидетелей". Смотрю, говорить бесполезно с выпившим, только себе ещё больше нервы испорчу. Иду назад в вестибюль. Иду и думаю - если б кто-либо посторонний мне помощь оказал, ноги бы мне переставлял. Тут подходит ко мне та самая артистка и с ней ведущий артист театра, героев-любовников играет, но успешней по-моему в быту, чем на сцене. Теперь уже нет таких артистов, как Леонид Павлович покойный. Не знаю, может в столице кое-где сохранились, а в провинции нет. И живут плохо и играют плохо. Да и как им играть при таком отношении? Вот эта артистка в вестибюле просидела, устала и ей уж не до искусства, не до приличия.

- С вами нужно говорить матом, - это она мне, - говорить матом, тогда вы поймёте. Брать вас за барки или просто бить в морду и обзывать последними словами.

Герой-любовник её слова подтверждает.

- Знаете, - говорит, - что я на репетиции не пойду и на открытие гастролей тоже.

Только к девяти вечера, наконец, расселили.

- Ну вот, - говорит Носов, - а ты беспокоился.

- А куда, говорю, мне идти, если у меня самого номера нет.

- К шоферам в номер, - говорит, - иди, там одна койка свободна, потому что один шофёр в поездке.

- Нет, - говорю, - к шоферам не пойду, там всё прокурено дотла. Я и часа не выдержу, поскольку болен. Поместите меня, - говорю, - вместе с осветителем.

А осветитель у нас неплохой парень, в вечернем радиотехникуме учится. И знаете, что мне Носов ответил?

- Может тебя, Чубинец, ещё с кассиршей поместить? Но, в конце концов, нашлось мне место на турбазе, неподалёку от гостиницы. Сказали: можете спать до девяти часов утра, а в девять освобождайте. На турбазе была не комната, а большой зал и народ там прямо на тюфяках спал, без кроватей. Только я улёгся на свой тюфяк, только первый сон увидел, приехали новые туристы и давай размещаться на ночлег со смехом и шутками. Это было уже после часа ночи, а в шесть утра они поднялись и опять разбудили. Наконец ушли. Попытался вздремнуть, но в восемь утра явилась дежурная и попросила освободить тюфяк. Я уж совсем не в состоянии был ни ходить, ни думать, всё вокруг казалось отвратительным до слёз. Увидел меня Носов, лицо моё увидел и поторопился успокоить.

- Всё в порядке, - говорит, - ты сегодня днём свободен, можешь отдыхать. Иди с паспортом, пропишись в тридцать второй номер.

Я пошёл оформляться, но номер смог занять только в три часа дня. Правда, воспользовался этим временем, чтоб сходить к врачу в местную поликлинику. Когда врач посмотрел меня, сразу выписал больничный и велел лежать. Ангина дала осложнение на все суставы, болели ноги, руки, плечи, кисти. Выписал лекарство, но в аптеке ничего не оказалось. Послали в дальнюю аптеку, на окраину. В автобусе всю дорогу лечь хотелось, а ведь я даже не сидел, а стоял. Пятна красные, знаете, всё время лезли от усталости в глаза и от усталости даже запел негромко. Народ вокруг решил, что я пьяный и отношение ко мне стало тогда более внимательное. Кто-то мне даже место уступил, хоть через одну сходить нужно было. В аптеке этой дальней амидопирин я купил, но пеницилина с новокаиновой солью не оказалось. Поехал назад, думаю, лягу, наконец, отдохну, но тридцать второй номер, куда меня поселили, оказался отвратительным, с клопами. Перед окном труба с ресторанной кухней (Чубинец в речи иногда употреблял украинизмы), всё, что жарится и варится на кухне, все ароматы в нас в комнате. С утра варится вонючее мясо, потом жарится колбаса с яйцом, свинина, лук, рыба и всё это на кулинарном жире - привыкнуть нельзя. Под номером установлен или холодильник, или прачечная, и через каждые пять минут включается мотор, который ревёт, как трактор, две-три минуты. И так целый день и ночь. Дома целый день элеватор шумит, а здесь на гастролях холодильник. Вся обслуга гостиницы орёт с шести утра до часу ночи по-русски, по-мадьярски, по-украински и все они, независимо от нации, одинаково чёрные и грязные, без церемонии входят в номер, не постучавшись, торгуют всякой чепухой. Может молодым такое отсутствие покоя даже нравится, но я при моей биографии выдерживаю уже с трудом. К тому ж постоянные материальные затруднения, которые портят нервы. Некоторые артисты, особенно которые молодые, ходят на сторону, подрабатывают. Но и такую работу, без знакомства не получишь. У меня, например, появился на товарной станции знакомый диспетчер и я с одним молодым актёром ходил к девяти утра загружать и разгружать контейнеры. Багаж людей, которые уезжают или приезжают. Это надо из квартиры всё выгрузить и погрузить в контейнер, или наоборот. Работа нелёгкая, особенно в мои годы и при моей хромоте. Но платят немалые деньги, правда, как когда и как кто. Бывает, заработаешь пять, десять или даже пятнадцать рублей. Я эти деньги жене своей отдаю, Светлане, и партнёр мой своей жене отдаёт, хоть пьяница. Говорит: если деньги так трудно заработали, то и пропивать жалко. А иногда удаётся подрабатывать на ремонте домов и сараев. И такая актёрская жизнь в провинции повсеместно.