Фридрих Горенштейн - Зима 53-го года

- Зон,- крикнул Ким.- Зон, это ты?

- Вам кого? - удивленно спросил мужской голос.

- Мне Зона... То есть Сеню,- торопливо выпалил Ким имя, Бог весть откуда выплывшее,- черненький такой...

- Сейчас он подойдет,- сказал мужчина.

- Алло,- сказал Зон.

- Здравствуй,- крикнул Ким,- это я... Узнаешь?

- Узнаю... Дверь захлопнул?

- Захлопнул... Как у тебя?

- Все в порядке... Знаешь, я поговорю с Федей... Это помощник начальника участка... Сейчас ему должны дать участок... Новый горизонт нарезаем... Он тебя возьмет... Заработки там хорошие...

- Спасибо, Зон,- сказал Ким.

- Ну, звони... Приедешь на рудник, заходи...

- Зон, - сказал Ким,- мне надо тебя видеть...

- Хорошо, заходи утром...

- Нет, Зон, мне надо сейчас...

В трубке молча дышали.

- Зон... Мне обязательно... Я... Я тебе потом объясню...

- Хорошо,- сказал Зон.- Приходи...

Ким опустил трубку, аккуратно вдев в рычажок, перебежал через дорогу, чтоб идти по противоположной от гостиницы "Руда" стороне, и, несмотря на усталость, пошел так быстро, что вскоре оказался у городского сада с розовым от солнца снегом. Но криков детворы теперь слышно не было, очевидно, из-за мороза. Какой-то закутанный башлыком прохожий показал ему улицу. Дом был двухэтажный, однако, в отличие от Катиного, довольно ветхий. Нижний этаж каменный, верхний - деревянный, надстройка. Ким вошел в подъезд, спросил квартиру у женщины, трущей на лестнице снегом ковер.

- Это во двор надо,- сказала женщина,- второй этаж имеет отдельный вход.

Ким свернул во двор, поднялся наружной деревянной лестницей к галерее, оттуда вышел в коридор, где пахло мыльной водой и разваренной картошкой, с трудом разглядывая в темноте двери, так как свет проникал лишь в конце окна, кажется, прикрытого ставнями. Наконец он нашел наружную дверь у самого окна, которое было не прикрыто ставнями, а просто забито фанерой, кусок грязного стекла вставлен только в верхнюю часть рамы. Ким поискал глазами звонок, не нашел его и постучал в дверь, вначале костяшками пальцев, затем кулаком.

5

Зон был в дорогом бостоновом костюме, темно-синем, и шелковой полосатой рубашке. Он сразу схватил Кима об руку, сжал локоть так больно, точно боялся, что Ким вырвется, и поволок в коридор. Ким успел лишь заметить оклеенную газетами переднюю комнату или кухоньку, где что-то варилось на примусе. Зон подвел Кима к заколоченному окну, спросил, по-прежнему сжимая локоть:

- Что?

- Мне нужны деньги,- сказал Ким,- я отдам с аванса... Ты извини... Я, может, не вовремя.

- Что ты, что ты,- сказал Зон и выпустил локоть Кима.- Что ты... Ко мне в любой момент... Ночуй, пей... А здесь обстановка... Больной человек...

Из двери выглянула женщина.

- Сеня, позвала женщина,- он ест и успокоился... Это не припадок, он просто был голоден... С кем это ты?

- Ко мне пришел товарищ по работе,- ответил Зон.

Женщина подошла ближе. Она была курносой и голубоглазой, чем-то напоминала Катю, только сильно постаревшую и перенесшую болезнь. Впечатление перенесенной болезни создавалось коротко стриженными, спрятанными под косынку волосами да провисшими пористыми складками кожи, которые остаются после отеков лица. Губы ее тоже были с молочным, болезненным оттенком, особенно по краям, и слегка подкрашены помадой, зато шея длинная, нежных, плавных линий, совсем молодая. Одета женщина была бедна нитяная кофточка, юбка, прикрывающая колени. Ноги у женщины были красивыми, продолговатыми, с крепкими аккуратными икрами, обтянутыми шелковыми чулками, единственной дорогой частью туалета.

- Пригласи товарища зайти,- кивнув Киму, сказала женщина,- Матвей ест... Я-то его изучила, припадок это или просто от голода... Он ссорится с моим братом,- обернулась вдруг женщина к Киму,- мой брат несчастный человек... Шизофреник... Говорит глупости... А он с ним спорит... Обижается... Конечно, это ужасно... Но в психиатричку я его не отдам... Он там погибнет... Тем более припадки у него изредка...

- Майя,- сказал сердито Зон,- зачем ты говоришь лишнее...

- Да,- сказала Майя,- я выпила... У нас ведь гулянка... Пойдемте, даже шампанское еще есть...

Она взяла Кима за руку и потащила к дверям. Ручка у нее была маленькая, мягкая, как у Кати. В оклеенной газетами передней, которая одновременно служила и кухней, Ким разделся. Примус уже был погашен, и жареная рыба сложена в эмалированную мисочку. Следующая комната оказалась довольно просторной, в двух углах стояли ширмы, очевидно, скрывающие постели. За длинным раздвижным столом расположились гости, человек шесть, но, что особенно поразило Кима, в комнате было очень тихо, друг с другом гости не общались, молча жевали, бесшумно двигая челюстями. Иногда кто-либо наливал себе водки и выпивал в одиночку, не чокаясь.

- Почему они молчат? - шепотом спросил у Майи Ким.

- Здесь была неловкая сцена,- тоже шепотом ответила Майя,- незадолго до вашего прихода... Мой брат шизофреник. Он плюнул Сене в лицо... Он не попал,тотчас же испуганно, торопливо пояснила она,- он оплевал себе грудь... Я говорю лишнее... Давайте выпьем...

Ким несколько оторопело уселся рядом с Майей и неожиданно жадно выпил полный граненый стакан водки, от которого сразу опьянел, но не весело, с приятным головокружением, как у Кати, а тяжело и нехорошо. Может, этому способствовала и закуска, в основном, по-видимому, остатки от новогодней встречи: затвердевшие ломтики сыра, подернутая несвежей пленкой колбаса, резанная не сегодня, искромсанный студень, возможно, даже были ранее не доеденные куски, собранные с тарелок назад в блюдо. Кусок, который Майя положила Киму, был с угла измазан пеплом папиросы.

- У меня ведь день рождения,- сказала Майя,- конечно, отметили его вместе с Новым годом... Но сегодня тоже решили... круглая дата... Кроме того, брат... Он у меня впервые на дне рождения... После длительного перерыва... Вы почему не закусываете?

- Пепел,- сказал Ким,- студень измазан пеплом...

- Ах, извините,- Майя покраснела, отодвинула тарелку со студнем, ушла и принесла, поставила перед Кимом две жареные свежие рыбешки, приятно пахнущие, которые Ким начал обгладывать, особенно лакомясь сладковатой кожицей, снаружи похрустывающей, а изнутри влажной, смоченной вязким соком.

- Зон,- позвал Ким.

- Что ты хотел? - спросил Зон, появляясь откуда-то сбоку.

- Я хочу рассказать Майе о своем отце.

- Ну расскажи,- ответил Зон.

- Ты одобряешь?

- Дело твое,- ответил Зон, исчезая.

- Понимаешь, Майя,- сказал Ким,- во время войны готовилась крупная операция... Отец командовал крупным соединением,- Ким хитро прищурился,- не важно каким... Энским... Начало операции должны были возвестить ракеты... В определенном порядке, определенного цвета... Однако гестапо подослало шпионов... и, пользуясь ротозейством начальника штаба... И вот... И отец тоже пострадал...- Киму стало ужасно горько, тяжело в груди, хоть он знал, что популярно рассказывает брошюрку из "Библиотеки приключений". Ким подвинул к себе вновь тарелку со студнем и надкусил почему-то нарочно в том месте, где застывший белый жир был измазан пеплом.