Фридрих Горенштейн - Зима 53-го года

Ким сидел, запрокинув голову, левый бок его затек, и он начал медленно поворачиваться, подогнув колени. Рубец вдоль плеча, чувствовалось, крепко прилип к рубашке. "Отлепить можно теплой водой, дергая сантиметр за сантиметром,- подумал Ким,- или обрезать клок рубашки вокруг..." Болел рубец не очень, только когда к тому месту прикасалось что-либо. Зато рубец вдоль поясницы болел и ныл беспрерывно, дремал ли Ким, шел ли, говорил ли... Там было мокро, и вокруг рубца постукивало, словно из-под кожи крошечными молоточками, набухало.

- Тихо,- сказал Федя,- сюда кто-то лезет.

Вход осветился, запрыгал огонь карбидки, и просунулась голова.

- Товарищ начальник,- сказала голова,- вас диспетчер срочно ищет, на участок звонил.

- Как ты меня нашел, инять? - спросил Федя.

- Нашел,- сказала голова,- я сам сюда иногда зазыкиваюсь, сон придавить...

- Я тебе зазыкаюсь, инять,- сказал Федя.

Голова тыкнула и исчезла, вновь погрузив вход в темноту.

- Полезли,- сказал Зон.

Они спустились вниз и пошли.

- Ты, парень, со мной,- сказал Федя Киму.- Сеня, ты останешься на следующую смену? Тут главный геолог будет...

- Да,- ответил Зон,- скажи ребятам, пусть свезут нам из буфета бутерброды...

Диспетчерская располагалась в околоствольном дворе, рядом с медпунктом и телефонной станцией. Это было хорошо освещенное лампой дневного света помещение. На стенах висели чертежи рудных залежей, схема вентиляции, схема откаточных путей, цветные графики, геологические разрезы и портрет Молотова. Диспетчер сидел у застекленного окна, так что ему виден был опрокид, где разгружались партии. Беспрерывно вбегали сцепщики-люковые, выкрикивали:

- Третий учаток... Партия...

- Пятый участок...

- Первый участок... Синька... Полпартии надо приписать...

Люковые были прямыми потомками коногонов, парни все зубастые и хулиганистые, если не возникало конфликтов, они шли от диспетчера в околоствольный двор перекурить и пощупать откатчиц, которые накатывали в клети вагонетки с породой. Если ж возникал конфликт, они скрипели зубами и, случалось, даже замахивались на девочку из ОТК, маленькую остроносенькую ругательницу, не уступавшую сцепщикам ни в чем. Когда Федя и Ким пришли в диспетчерскую, там как раз бушевал здоровенный сцепщик, весь расстегнутый: спецовка, телогрейка нараспашку, "молния" куртки опущена, рубашка вообще без пуговиц, сквозь рваную тельняшку видна мускулистая, грязная грудь.

- Подожди, Зинка,- кричал он,- притопаешь ты на танцы в Дом культуры, мы тебе шухер устроим...

Зинка, взъерошенная, злая, наскакивала, растопырив ручки, довольно маленькие, с глубоко, по-детски обрезанными ноготками.

- Кавалер вшивый,- кричала она,- Алеша Вырви Глаз... Грязь вместо руды возишь...

- Зинка, иди на квершлаг долайся,- сказал диспетчер, прикрыл дверь, повернулся к Феде,- звонила секретарша "хозяина"...

- Понятно,- сказал Федя,- а где "хозяин", дома или в кабинете?..

- В кабинете,- ответил диспетчер,- велел срочно с ним связаться... Это кто?

- Это со мной парень,- сказал Федя и снял трубку.- Поверхность дайте,сказал он,- "хозяина"... Да, Валя, это я... Да, здравствуйте, Петр Иванович. Да, парень со мной... Тот самый, который сбежал с экскурсии... Напишет, напишет...- Он замолчал, слушая.- Нет... Мы смотрели с Ниссензоном... к концу месяца... Нет, это приведет к потерям качественной руды... И техника безопасности... Я не против ударных темпов... Ниссензон, наверное, тоже не против... Не понял... Я не оглох, тут опрокид рядом...- Федя слушал, лицо его побледнело, по щекам расплылись красные пятна.- Не понял,- сказал он резким, изменившимся голосом.- Ты слишком торопишься, Петька... Ты слова глотаешь...

Диспетчер посмотрел на Федю испуганно и удивленно. Федя сильно бросил трубку, вышел и зашагал так быстро, что Ким едва поспевал следом. Шли они долго, вначале ярко освещенным квершлагом. От ламп дневного света бетон был белым. На перекрестке часы показывали половину четвертого. Они пошли мимо красноватого бетона, освещенного лампами в колпаках, свернули и подошли к "слепой", прозванной так потому, что ствол с маленькой клетью не имел выхода к поверхности. Это был подземный лифт, связывающий горизонты. На бревнах у "слепой" сидел забрызганный грязью бурильщик.

- Давление упало,- увидев Федю, сказал он, подходя,- еле штырь вращается...

- Витя,- тихо сказал Федя,- ты сам разберись... Или позже ко мне подойди...

Бурильщик посмотрел на Федю и отошел. Федя и Ким поднялись в клетушке, пошли в выработку со стойками, обросшими грибком, с проржавевшими рельсами. Сильный ветер дул в спину, рябил лужи, покачивал фонари. Вдруг Ким остановился, узнал знакомое отверстие, лаз, вспомнил прутья, покрытые капельками смолы, полок с двумя досками: на одной сохранились остатки коры, вторая была с дырочкой от выпавшего сучка. И так захотелось ему спрятаться там, как в детстве он любил прятаться в шкаф.

- Чего остановился? - окликнул Федя.

Ким вздрогнул, двинулся дальше, все время оглядываясь и думая о дощатом полке. Они пришли в камеру подземного вентилятора, где по-прежнему пахло непросохшим бетоном и жареным салом, мелькали спицы маховика вентилятора и покачивались липучие ленты-мухоморы.

- Пахом,- спросил Федя машиниста,- ты этого парня узнаешь?

- Узнаю,- ответил машинист,- он с начальником за блоком тогда приходил...

- Ты помнишь, о чем начальник говорил? - спросил Федя Кима.

- Нет,- тихо ответил Ким,- я спал.

- Верно,- подтвердил машинист,- он спал...

- Ладно,- сказал Федя,- садись, пиши...

Федя достал из бокового кармана свернутую тетрадь, вырвал двойной лист в клеточку, положил на дощатый угловой столик, рядом положил самописку. Ким долго сидел, разглядывая пустой лист, прислушиваясь к шепоту Феди и машиниста, потом написал первую фразу, несколько раз прочитал ее, начал писать, не оглядываясь уж более, ничего не слыша. Он густо исписал оба листа, оставляя концами пальцев среди строчек грязные пятна-оттиски, и прикрыл глаза. Маховик уютно постукивал в теплой комнате, и возник сон, во время которого Ким одновременно бодрствовал, так как сильно болел рубец вдоль поясницы. Ким шел в родном городе, среди бульвара по крутой заснеженной улице, все убыстряя и убыстряя темп, потому что было очень скользко. Перед ним часто семенил человек, держа в руках громадную электрическую лампу, какие ввинчивают в прожектора. Человек балансировал этой лампой, как эквилибрист. Когда его клонило вправо, он судорожно выбрасывал в сторону левую руку с растопыренными пальцами, когда его клонило вперед, он для равновесия прогибался, выпячивая грудь. Наконец он как-то ловко изогнулся и стремительно упал, точно обманул собственное равновесие, собственный центр тяжести, и в падении этом ему удалось наконец разбить лампу о лед. Напряженное потное лицо его успокоилось, посветлело. Ким проснулся, очевидно, из-за рубца, который при виде острых осколков стекла заныл сильней. Федя стоял рядом и читал объяснительную.