Михаил Горымов - Рубеж

- Они, кстати, называются спецподразделение внутренних войск "Витязь", - заметил Василий.

- Как? - удивился Григорий, - "Витязь"? Это они - витязи? ВВ-шники? Может, они себя ещё и воинами считают, эти уроды? - Григорий достал пачку сигарет и закурил. - Слушай, Андрюх, а ты не знаешь, для чего им эти обезьяньи намордники, для понта что ли?

- Нет, там другая цель. Дело в том, что американский солдат считается самым трусливым в мире, и американцы весьма обеспокоены этим и очень хотят сделать его похрабрее. У них существует целый ряд институтов с большим штатом сотрудников, где всерьёз изучают человеческую психику. Такие вопросы, как, скажем, почему порой горстка солдат бьётся с целой армией до последнего патрона, погибает, но в плен так и не сдаётся, и те же самые солдаты в другой ситуации вдруг бегут, как стадо баранов, бросая оружие. Всего лишь оттого, что в их войске завелась одна паршивая овца, которая крикнет: "Пропали, братцы! Нас предали!" И всё, начинается паника. Денег на эти исследования американцы не жалеют. Так вот, они подсмотрели у папуасов, людоедов, что те, когда воюют друг с другом, перед боем разукрашивают свои рожи, да так, что не только враги, а свои узнать не могут, кто есть кто, и такой человек становится полностью раскованным. Он как бы освобождается от совести, он уже не боится струсить в бою, испугаться. Если испугался, сбежал, то у любого ручья харю свою обмыл, по новой её размалевал и всё, это не я убегал и визжал от страха, а другой, у меня морда по-другому разрисована. Можно убить ребёнка, добить своего раненого товарища, и тебя никто не узнает. Такой человек действует в бою намного смелее и нахальнее, и вторая цель, которая преследуется, это запугать противника своим страшным видом, сломать его волю. Американцы сейчас ввели в своей армии боевую косметику, и их солдаты на учениях мажут свои физиономии краской. Паша Грачёв - истинный холуй, он передрал у американцев не только форму, но и косметику, и пошёл ещё дальше - он ввёл в армию и обезьяньи маски. Хотя классическая русская военная школа основана совсем на других принципах. Русские воины никогда не шли в бой с закрытыми лицами, для них это считалось позором, даже в эпоху холодного оружия они не пользовались забралом. Когда враг видел, что на него идёт живая стена витязей за червлёными щитами, ощетинившаяся копьями, и у всех открытые мужественные лица, и ты видишь, что каждый человек о отдельности сильнее тебя, он сильнее тебя духом, это было намного страшнее. Хотя если в открытое лицо заедут копьём или мечом, то мало не покажется. Поэтому западные рыцари опускали забрала, а на шлемы приделывали рога, лапы с когтями, чтобы запугать...

- Русского солдата чем больше пугаешь, тем он только злее становится! произнёс Григорий, затягиваясь сигаретой.

В нескольких местах на площади горели костры. Четверо друзей подошли к баррикаде со стороны Конюшковской площади. На баррикаде суетились люди, двое парней разливали по бутылкам бензин. У одного из них на руке была повязка дружинника, другой был в синей куртке. В них Фёдор узнал ребят, с которыми познакомился две недели назад.

- Здорово, мужики, не узнаёте?

- Почему, узнали, - ответил дружинник, продолжая разливать бензин.

- Ты в самую первую ночь у нашего костра сидел.

- Верно, - Фёдор улыбнулся. - Так вы что, так с той самой ночи здесь и дежурите?

- Да.

- И домой не уходили?

- Нет.

- Ну, вы просто железные ребята.

Неожиданно к ним подошли двое иностранцев с телекамерами:

- Простите, пожалуйста, можно задать вам несколько вопросов?

- Слушаю вас, - ответил парень в синей куртке.

- Мы с французского телевидения. Скажите, вы сторонники Руцкого?

- Нет, Руцкой вместе с Хасбулатовым нам до лампочки! Они либо прохвосты, либо предатели. Мы против Ельцина и тех сил, которые он представляет.

- Но тогда нам непонятны ваши действия. Президента поддерживает армия, милиция, у них техника, оружие, а вы с голыми руками.

- Да, вы правы. Они вооружены до зубов, а мы почти безоружны, но мы теперь уже не может уйти и уклониться от боя. Ельцин - враг русского народа. Он разрушает наше государство. Он расчленил нашу страну. Он сделал тридцать пять миллионов русских людей иностранцами на их собственной земле, и никто, никто ему не противоречит, ни КГБ, ни армия, ни МВД, хотя они легко могли бы свернуть ему шею ещё в самом начале. Но они молчат. А он действует и становится с каждым разом всё сильнее, а мы только сдаём одну позицию за другой. Сейчас он перешёл уже последнюю границу, он откровенно расстрелял безоружных людей в Останкино, он бросил наглый вызов всему русскому народу и всем другим народам, населяющим Советский Союз. Кто-то должен принять этот вызов. И встать у него на пути с оружием в руках, и принять бой, пусть неравный, но схлестнуться лицом к лицу с омоновцами, со спецназовцами, со всей этой нечистью. Это рубеж, за который нам отступать уже нельзя, так как дальше отступать просто некуда. Нашему народу тогда придёт конец, потому что нация, которая не защищается, обречена, её всю уничтожают. До последнего младенца!

- Неужели обязательно лить кровь, убивать людей, это же негуманно. Неужели нельзя как-то договориться, найти какой-то компромисс?

- Нельзя, вся эта болтовня о гуманизме, об общечеловеческих ценностях, о демократии - это только красивые слова. Закон о развитии общества очень жесток, и история время от времени каждому народу предъявляет жёсткие требования, так что либо они нас, либо мы их закопаем, третьего не дано. И мы не отступим с этого рубежа.

- Ну что ж, спасибо вам за интервью! - сказал француз, опуская камеру. - Всего вам доброго!

- До свидания!

- Слушай, тебя как зовут? - спросил Фёдор.

- Савелий, можно просто Сева.

- Редкое имя.

- Это меня в честь деда. Дед погиб в сорок первом под Москвой в первом же бою, его раздавил немецкий танк.

Возле стены Дома Советов двигалась небольшая толпа. Это был крестный ход. Люди шли с иконами и крестами в руках и пели молитву.

- ...Господи, ниспошли победу русскому воинству... - пел батюшка, окропляя здание святой водой.

Крестный ход поравнялся с подъездом, у которого стоял сотник Морозов. Батюшка посмотрел на казака и окропил его.

Возле баррикады появился Джон Смит с тремя американцами, увешанными видеоаппаратурой.

- Федя, хорошо, что вы здесь. Фотоаппарат у вас с собой? - спросил мистер Джон.

- Он всегда со мной.

- Это хорошо. Увидите что интересное, снимайте, но запомните, не позднее половины седьмого вы должны уйти.

- Я запомню.

Глава десятая

Фёдор сидел на полу в холле двадцатого подъезда, прислонившись спиной к стене. На обширном ковре, устилающем пол, спали люди. Совсем рядом, положив автомат под голову, сопел Григорий. По лестнице со второго этажа со своими подручными спустился Джон Смит: