Ирина Грекова - Маленький Гарусов

Валя встретила его ласково, никогда еще такой не была. "Толяша, Толяша" - как колокольчик. Бутылка ждала его на столе, даже селедка была почищена, а Валя терпеть не могла чистить селедку, Гарусов это знал, говорила, что кости ее за душу задевают. Сама она была какая-то новая, не то пополнела, не то похорошела, но по-прежнему быстрая, на острых стремительных каблуках, и он по-прежнему старался, но не мог ее разглядеть. В углу, под табель-календарем, стояла кроватка, а Гарусов не сразу понял, что в ней лежит живое существо, Валина дочка, с такими же, как у матери, черными глазами, с большим пузырем у розовых губ.

- Что же ты мне не писала? - спросил Гарусов.- Я и не знал...

- Хотела сделать тебе сюрприз.

Выпили, закусили. Валя смеялась, фокусничала, разбила рюмку, сказала, что это к счастью, уже нарочно разбила другую, чтобы счастье совсем было полным, и сама все двигалась-двигалась, говорила-говорила, как сорока на ветке. С какой-то новой для него птичьей картавостью она рассказывала про свою жизнь. Ну, что? Живет, как все, жизнь вообще полна разочарований, с мечтами юности приходится прощаться, все пройдет, как с белых яблонь дым. Муж, Лека, ничего парень, но в чем-то обманул ее ожидания, невнимательный, чуткости не хватает, культуры тоже. И приятели его тоже такие. Только и разговоров, что про карты, какая-то третья дама, да еще футбол. Она лично футболом не увлекается. Подумаешь, гоняют здоровые мужики мяч, а другие орут. Она лично орать бы не стала. В общем... Даже мать пишет: "Эх, Валентина, променяла ты кукушку на ястреба". Тут Гарусов насторожился, но она уже опять о другом. Главное, свекровь - жуткая старуха, настоящий тюремщик из Бухенвальда, и пижама такая же полосатая. Семьдесят восемь лет, а ей все надо. Зубы вставила, воблу ест, пивом запивает, газеты читает прямо смех. И все с критикой. Говорит - плохая мать. А сама сына как воспитала? Ест с ножа.

Дальше - про бытовые условия. Отопление печное, дрова - осина. Леке обещали квартиру в Ленинграде, но когда это будет... Денег на жизнь не хватает...

Про деньги - это тоже было новое. Раньше о деньгах Валя не говорила. И еще - про вещи. Она долго описывала какую-то кофточку с рукавами реглан, ну просто взбитые сливки, которую хотела купить, но не купила, денег не было. Эх, жизнь! Но что поделаешь, не плакать же? Тут она завела пластинку, и они с Гарусовым пошли танцевать, здесь же, возле стола. Смирная девочка, с тем же пузырем у розовых губ, разглядывала их, словно из ложи. Вдруг Валя спохватилась, что Светланку давно пора кормить ("Вот ведь какая, никогда не попросит!"), и сказала Гарусову: "Отвернись!" Он вспотел, отвернулся и всей спиной чувствовал то великое, что за ней происходило.

Девочка уснула у груди, и Гарусов сам отнес ее в кроватку, держа в руке, как в ложке, маленькую голову и чувствуя себя мужчиной, мужем, отцом.

* * *

Милое молчание кончилось, и Валя сказала:

- Кстати, Толяша, у меня к тебе дело. Знаешь, зачем я тебя вызвала?

- Нет.

- Дело в том, что я поступила на заочный.

- Ты? Ну, молодец!

- Вообрази. Решилась. Теперь все учатся.

- По какой же специальности?

- Инженер-теплотехник. Да-да, не смейся. Конечно, я бы предпочла литературный, но лучше журавль в небе или наоборот, не помню что.

- Ну, и как с учебой?

- Ничего. Только вот задание по высшей математике... Вспомнила про тебя. Ты же великий математик. Ты ведь мне поможешь, а?

- Что за вопрос!

Валя поискала и принесла задание, завалявшееся, видно, в кухонном ящике - от него пахло ванилью. Задачи были не особенно трудные, и Гарусов быстро в них разобрался.

- Вот, послушай, Валя. Здесь просто надо продифференцировать числитель, потом знаменатель...

- Нет-нет. Ты мне лучше не объясняй. Ты просто сделай, напиши, а я потом сама разберусь. У меня еще пеленки не стираны.

Она убежала на кухню, а Гарусов без нее решил все задачи и переписал каждое решение своим четким почерком. Когда он кончил, Валя поцеловала его и сказала:

- Толяша, ты гений.

- Пойдешь за меня замуж? - спросил Гарусов. Она засмеялась.

- Какой скорый! Одно задание сделал - и сразу замуж.

Это была шутка. Но Гарусов не шутил.

- Я все для тебя сделаю. Ты же знаешь.

- Нет-нет, Толяша. Не торопись. Надо уметь ждать. Ведь я жду, почему ты не можешь? Мы с тобой будем вместе, я в этом уверена, но не сейчас.

- Почему?

- Я слишком серьезно отношусь к браку. Брак - это институт. И потом, я не уверена, что ты сможешь заменить отца моему ребенку. Отец есть отец, хотя бы и болельщик футбола.

- Я...

- И для меня теперь самое главное - учеба. И еще, забыла сказать, я не хочу разрушать твою семью. Гарусов помрачнел и спросил:

- А если бы я сюда перевелся? Валя даже в ладоши захлопала:

- Ой, это было бы замечательно! И для моей учебы, и вообще...

За стеной раздались шаги, кто-то шаркал, снимал калоши и бубнил. Валя сразу съежилась и шепнула:

- Свекровь...

Распахнулась дверь, и вошла свекровь - стройная, мстительная старуха с двумя рядами жемчужных зубов. Валя метнулась, как цыпленок перед ястребом:

- Мама, познакомьтесь, это мой школьный товарищ, Толя Гарусов.

- Очень приятно,- сказала свекровь с присвистом, и Гарусову стало страшно за Валю. "Ничего, любимая, я тебе помогу",- подумал он. Разговор не клеился. Гарусов посидел немного и стал прощаться. Валя вышла проводить его в сени и вдруг вскинула ему на шею тонкие руки, прижалась к нему и заплакала. Этот поцелуй был совсем новый - искренний, мокрый, беспомощный.

Гарусов ехал назад в Воронеж ночным поездом, счастливый и смятенный, и колеса стучали ему: "Люблю". Он увозил с собой новый поцелуй и новую цель.

12

Новая цель Гарусова была - перевестись в Ленинград. Он начал хлопотать о переводе на другой же день по приезде. Это оказалось неожиданно трудно. Только подумать, он, коренной ленинградец, не мог попасть в Ленинград! Все упиралось в прописку. Работы было сколько угодно, но без прописки никуда принять не могли. С другой стороны, чтобы прописаться, надо было иметь справку с места работы. Кошки-мышки.

Все это Гарусов узнал из разных источников, где наводил справки. Отвечали все по-разному, но у всех одинаково выходило, что дело плохо. Оставался один просвет - аспирантура, куда принимали без прописки и давали временную. Гарусов долго сопротивлялся, но, припертый к стенке, принял решение: пойти в науку. Он написал письмо Марине Борисовне Крицкой, просил разузнать, нет ли в институте аспирантского места и может ли такой, как он, на него рассчитывать. Он честно признавался, что ни особых способностей, ни даже особого призвания к науке не имеет, но если его примут, постарается работать не хуже других. "А переехать в Ленинград мне нужно по личным причинам. В чем они состоят, пока объяснить не могу. Пишу это для того, чтобы не обманывать ваше доверие. Очень прошу в просьбе моей не отказать. Гарусов Анатолий".