Ирина Грекова - Свежо предание

- Благодарствую, - сказал Николай Прокофьевич и прочистил горло.

- Итак, товарищи, я хочу с вами говорить. Должен вам сказать, что я сидел тут и мне было стыдно! Да, стыдно! Стыдно потому, что мы как-никак научно-исследовательский институт, обсуждается научный вопрос, а о науке-то ни слова сказано не было.

Так вот, я предлагаю вам вспомнить, что вы - научные работники, а не скопище попугаев, и прослушать мое научное сообщение...

Шум...

- Я полностью в курсе работ Левина и Нестерова и даже нахожу их довольно интересными. Это не значит, что их не надо критиковать. Критиковать их можно и нужно. Размаха им не хватает, вот что! Они ограничились моделированием самых элементарных функций живого организма. Подумаешь, реакция на свет, на звук! Детски элементарно, ниже уровня даже наших ограниченных возможностей. Я тогда же посоветовал им пойти дальше, выработать реакцию на слово. Заставить машину выполнять словесные приказы. Есть к этому возможность? Есть! Не вняли, пропустили мимо ушей. Что ж? Пришлось мне самому заняться, хотя я стар и иной раз недееспособен...

Идея, в сущности, очень проста. Благоволите выслушать меня внимательно.

Возьмем какой-нибудь звук речи - для простоты главный звук "а". Чем он отличается от других? Спектральным составом. Можно проанализировать спектр? Можно. Можно сделать это автоматически и достаточно быстро? При современных технических средствах - трудно. При технических средствах завтрашнего дня можно. Но сегодня есть сегодня - приходится выкручиваться.

Теперь я предлагаю вашему вниманию схему прибора, который преобразовывает этот спектр в последовательность импульсов...

Николай Прокофьевич застучал подоске. Брызгая мелом, подскакивая, издавая петушиные междометия, он пояснял схему преобразователя. Зал слушал, как загипнотизированный. Как умеет слушать толпа, когда ей интересно. Впрочем, когда ей интересно, она уже и не совсем толпа...

- Вот таким манером. Последовательность импульсов - сиречь слово передается на исполнительное устройство, и машина выполняет словесное приказание...

- Здорово! - ахнул кто-то.

- Мерси, - поклонился Николай Прокофьевич. - Между прочим, в моей лаборатории уже сделан работающий макет прибора. Реагирует на звуки "а" и "у". Небогато, но ведь это только начало.

Зал густо зашумел. Председатель снова призвал к порядку.

- Сведения, сообщенные вами, Николай Прокофьевич, очень интересны, но не имеют прямого отношения к теме собрания. Мы обсуждаем политический вопрос...

- Вот тебе и на! А это разве не политика? Самая политика и есть! А если вы думаете, что все, что здесь сегодня говорилось, - политика, то пребываете в заблуждении. Это не политика, а коровья жвачка. Срыгнул, пожевал, опять срыгнул...

- Регламент, Николай Прокофьевич.

- Я не кончил. Есть еще политический вопрос. Вы знаете, что в боксе удар ниже пояса запрещен. Сегодня мы видели несколько таких ударов. Позорно! Теперь все.

По залу перекинулись недружные хлопки. Николай Прокофьевич шел на место гоголем. Заговорил председатель:

- Мы обменялись мнениями... Желательно было бы выслушать самих товарищей Левина и Нестерова. Несомненно, ими были допущены некоторые ошибки, возможно, внешние...

- Не некоторые и не внешние, а составляющие самое содержание деятельности, - жестко поправил Харитонов.

Юра поднял руку: "Прошу слова". Он взошел на кафедру, бледный, как зола.

- Критику, высказанную в мой адрес и в адрес Левина, признаю правильной. Заверяю собрание, что постараюсь в моей дальнейшей деятельности... если она окажется возможной... исправить эти ошибки.

Костя обмер. Он закусил губу и кричал глазами: Юра! Ты меня не предашь!

Мысли кружились. Один раз так уже было! Юра начал с того, что меня ударил, а потом - подал руку, вытянул. Вот и сейчас будет так же. Говори же! Юра!

Поздно. Юра уже сходил с кафедры. Все.

У Кости что-то поползло по шее, как муха. Он потрогал: мокро. Пот. Юра сел где-то в другом конце зала... Проклятый! Не смеет сесть рядом!

- Кто еще желает выступить?

Костя поднял руку. Усилием воли он собрал себя и вышел к кафедре. Мокрый воротничок мешал ему, он поправил его пальцем и успокоился. Он заговорил - негромко, но отчетливо, прямо глядя залу в глаза:

- Направление моей работы, основные принципы которой изложены в опубликованной статье, считаю в общих чертах правильным. Критику профессора Поспелова принимаю с благодарностью и признаю справедливой.

В газетной статье, критикующей мою работу, допущена фактическая неточность. Приведенная у меня цитата, названная в статье идеалистаческой, буквально взята из "Философских тетрадей" Ленина. Признаю свою вину в том, что, цитируя, я не указал точно источник и номер страницы. Для научного работника такая небрежность непростительна.

Кроме того, я думал и продолжаю думать, что истинная борьба за приоритет советской науки состоит не в том, чтобы спорить об открытиях, уже совершенных, а в том, чтобы по мере своих сил открывать новые факты.

Ответственность за статью в журнале "Вопросы автоматики", со всеми ее недостатками, готов нести единолично, не разделяя ее с Нестеровым. Пользуюсь случаем заявить, что основные научные идеи, легшие в основу статьи, и принципиальная схема моделирующего устройства принадлежат мне. Нестеров был только техническим исполнителем.

В полной тишине он прошел на свое место. Больше он уже ничего не слушал. Он думал: "После собрания он подойдет ко мне. Что сказать ему, чтобы он понял, что произошло? Что все между нами кончено? Нет у меня таких слов".

Он перебирал в воображении все слова, которые знал: грубые, презрительные, грязные, матерные, даже церковнославянские. Нет, не было таких слов.

Когда собрание кончилось, подошел Нестеров:

- Костя, послушай...

- Уйди, - сказал ему Костя. - Тебя нет.

* * *

Надя кормила ребенка. Кости не было дома. Его вызвали в партбюро.

Тикали часы. Юрка заснул у груди, но некрепко. Как только она пыталась отнять сосок, он сердился, хмурил лысые места для бровей и начинал посасывать. Маленькая рука с растопыренными пальцами лежала у нее на груди, сжимаясь и разжимаясь.

"Доит, - подумала она, - сердится, что мало..."

Тревога внутри была, как мешок со льдом, положенный прямо на сердце. Костя! Как там у него?

Мальчик заснул спокойнее и отпустил грудь. Она осторожно положила его в кровать. Одеяльце с зайчиками... Красная погремушка у изголовья. Любит красное...

Звонок в дверь. Кто бы это? Пошла, открыла - Юра. Сперва ей показалось, что он смеется. Нет, это он так оскалил зубы - криво, нехорошо.

- Кости нет дома.

- Я знаю. Я к вам.

- Заходите.

Вошли. Юра остановился у кроватки и довольно долго смотрел на спящего мальчика.