Алексей Писемский - Люди сороковых годов

- Пусть подождет, я выйду туда, - сказал он наконец.

- Он сюда выйдет! - проговорил еще небрежнее адъютант и, сев на свое место, не стал даже и разговаривать с Вихровым, который, прождав еще с час, хотел было оставить дело и уехать, но дверь из кабинета отворилась наконец и губернатор показался; просителей на этот раз никого не было.

Губернатор подошел к вставшему на ноги Вихрову и ни слова не начинал говорить, как бы ожидая, что тот скажет.

Вихров подал ему рапорт о деле и назвал последнее только по имени.

Губернатор пробежал его рапорт с начала до конца.

- Там крестьяне, говорят, оказали неповиновение, - проговорил он, наконец, каким-то глухим голосом.

- Я не видал никакого неповиновения, - отвечал Вихров.

- Я говорю не в отношении вас, а в отношении опекуна, - произнес губернатор самым равнодушным тоном, как бы не принимая в этом деле никакого личного участия.

- Я не слыхал об этом, - отвечал Вихров.

- Мне по этому делу, может быть, опять придется послать, - проговорил губернатор и с делом ушел в кабинет.

Вихров остался в совершенном недоумении от такого приема и поехал, по своему обещанию, рассказать об том прокурору. Там он застал Виссариона Захаревского.

Вихров сейчас же стал рассказывать, как губернатор его принял:

- Во-первых, в кабинет к себе не пустил и заставил дожидаться часа два; я по этому заключил, что он очень гневен был на меня; но потом, когда он вышел в приемную, то был тих и спокоен, как ангел!

- Ну, ваше дело, значит, плохо, - подхватил прокурор, - значит, он запасся против вас серьезными фактами, по которым он жамкнет и давнет вас отличнейшим образом.

- Это почему вы думаете? - спросил Вихров.

- Потому что, если бы он не чувствовал против вас силы, он бы бесновался, кричал, как он обыкновенно делает всегда с людьми, против которых он ничего не может сделать, но с вами он был тих и спокоен: значит, вы у него в лапках - и он вас задушит, когда только ему вздумается.

- А, черт с ним, что же он такое особенное может сделать со мной! воскликнул Вихров.

- Я не знаю, что, собственно, по этому делу, о котором говорит мой брат, - вмешался в их разговор инженер, - но вот чему я вчера был сам свидетелем. Он позвал меня посмотреть, чтобы поправить ему потолок в зале, и в это же время я в зале вижу - стоит какой-то поп. Я спросил дежурного чиновника: "Кто это такой?" Он говорит: "Это единоверческий священник!" Губернатор, как вышел, так сейчас же подошел к нему, и он при мне же стал ему жаловаться именно на вас, что вы там послабляли, что ли, раскольникам... и какая-то становая собирала какие-то деньги для вас, - так что губернатор, видя, что тот что-то такое серьезное хочет ему донести, отвел его в сторону от меня и стал с ним потихоньку разговаривать.

- Это уж еще что-то такое новое на меня! - сказал Вихров прокурору.

- Теперь так это и пойдет; вероятно, даже будет нарочно выискивать и подучать, - сказал тот.

- Но, наконец, это скучно и несносно становится! - произнес Вихров и, возмущенный до глубины души всем этим, уехал домой и сейчас же принялся писать к Мари.

"Обожаемая, но жестокая кузина! Вы до сих пор не отвечаете мне на мое письмо, а между тем я сгораю от нетерпения в ожидании вашего ответа, который один может спасти и утешить меня в моем гадком положении!.. Знаете ли вы, что, может быть, нет более трагического положения, как положение человека, который бы у нас в России вздумал честно служить. Трудно вообразить себе до какой деморализации дошло у нас так называемое чиновничество. На целый губернский город выищется не более двух - трех сносно честных людей, за которых, вероятно, бог и терпит сей град на земле, но которых, тем не менее, все-таки со временем съедят и выживут. Я только еще успел немножко почестней пошевелиться в этом омуте всевозможных гадостей и мерзостей, как на меня сейчас же пошли доносы и изветы, но я дал себе слово биться до конца - пусть даже ссылают меня за то в Сибирь, ибо без благоприятного ответа вашего на последнее письмо мое - мне решительно это все равно. "Я плыву и плыву через мглу на скалу и сложу мою главу неоплаканную!" Помните эти стихи, которые я читал вам еще в юности? Жду вашего письма".

Первое намерение начальника губернии было, кажется, допечь моего героя неприятными делами. Не больше как через неделю Вихров, сидя у себя в комнате, увидел, что на двор к ним въехал на ломовом извозчике с кипами бумаг солдат, в котором он узнал сторожа из канцелярии губернатора.

- Дело, ваше благородие, привез к вам, - сказал тот, входя к нему в комнату.

- Как, дело привез? - спросил с удивлением Вихров.

- Больно, дьявол, велико оно; позвольте, ваше благородие, таскать его в горницу.

- Таскай, - сказал Вихров.

Солдат сначала притащил один том, потом другой, третий и, наконец, восемь.

- Какое же это дело? - спросил Вихров.

- Все вот этих разбойников; десять раз уж я таскаю его к разным господам чиновникам.

Вихров взял из рук солдата предписание, в котором очень коротко было сказано: "Препровождая к вашему благородию дело о поимке в Новоперховском уезде шайки разбойников, предписываю вам докончить оное и представить ко мне в самом непродолжительном времени обратно".

- Это, ваше благородие, все уголовная палата делает, - толковал ему солдат, - велико оно очень - и, чтобы не судить его, она и перепихивает его к нам в канцелярию; а мы вот и таскайся с ним!.. На свой счет, ваше благородие, извозчика нанимал, ей-богу, - казначей не даст денег. "Неси, говорит, на себе!" Ну, стащишь ли, ваше благородие, экого черта на себе!

Вихров сжалился над бедным сторожем и заплатил за извозчика.

- Дай бог только, ваше благородие, последний раз уж его таскать-с, сказал тот и ушел.

Вихров принялся читать препровожденные к нему восемь томов - и из разной бесполезнейшей и ненужной переписки он успел, наконец, извлечь, что в Новоперховском уезде появилась шайка разбойников из шестнадцати человек, под предводительством атамана Гулливого и есаула Сарапки, что они убили волостного голову, грабили на дорогах, сожгли фабрику одного помещика и, наконец, особо наряженной комиссиею были пойманы. В деле (как увидел Вихров, внимательно рассмотрев его) не разъяснено было только одно обстоятельство: крестьянка Елизавета Семенова показывала, что она проживала у разбойников и находилась с ними в связи, но сами разбойники не были о том спрошены.

Вихров в ту же ночь поехал в Новоперхов, где разбойники содержались в остроге; приехав в этот городишко наутре, он послал городничему отношение, чтобы тот выслал к нему за конвоем атамана Гулливого, есаула Сарапку и крестьянку Елизавету Семенову, а сам лег отдохнуть на диван и сейчас же заснул крепчайшим сном, сквозь который он потом явственно начал различать какой-то странный шум. Он взмахнул глазами; перед ним, у самой почти головы его, стоял высокий мужик, с усами, с бородой, но обритый и с кандалами на руках и на ногах. Вихров сейчас же догадался, что это был атаман разбойничий. Он поспешил приподняться с дивана и поотодвинуться от него.