Алексей Писемский - Люди сороковых годов

- Ты в Москву едешь учиться, а не в Демидовское? - спросил он его несколько дрожащим голосом.

- В Москву, - отвечал Павел совершенно покойно и, усевшись на свое место, как бы ничего особенного в начавшемся разговоре не заключалось, обратился к ключнице, разливавшей тут же в комнате чай, и сказал: - Дай мне, пожалуйста, чаю, но только покрепче и погорячей!

Та подала ему. Полковник от нетерпения постукивал уже ногою.

- На что же ты поедешь в Москву?.. У меня нет на то про тебя денег, сказал он сыну.

- Я денег у вас и не прошу, - отвечал Павел прежним покойным тоном, мне теперь дядя Еспер Иваныч дал пятьсот рублей, а там я сам себе буду добывать деньги уроками.

Полковник побледнел даже от гнева.

- Ну да, я знал, что это дяденька все! - произнес он. - Одни ведь у него наставленья-то тебе: отец у тебя - дурак... невежда...

Полковник в самом деле думал, что Еспер Иваныч дает такие наставления сыну.

- Полноте, бог с вами! - воскликнул Павел. - Один ум этого человека не позволит ему того говорить.

- Что же, ты так уж и видаться со мной не будешь, бросишь меня совершенно? - говорил полковник, и у него при этом от гнева и огорченья дрожали даже щеки.

- Отчего же не видаться? Точно так же, как и из Демидовского, я каждую вакацию буду ездить к вам.

- Большая разница!.. Большая!.. - возразил полковник, и щеки его продолжали дрожать. - В Демидовское-то я взял да и послал за тобой своих лошадей, а из Москвы надо деньги, да и большие!

Павел пожал плечами.

- Я вам опять повторяю, - начал он голосом, которым явно хотел показать, что ему скучно даже говорить об этом, - что денег ваших мне нисколько не нужно: оставайтесь с ними и будьте совершенно покойны!

Он знал, что этим ответом сильно уязвит старика.

- Не о деньгах, сударь, тут речь! - воскликнул он.

- А о чем же? - возразил в свою очередь Павел. - Я, кажется, продолжал он грустно-насмешливым голосом, - учился в гимназии, не жалея для этого ни времени, ни здоровья - не за тем, чтобы потом все забыть?

- Что же, в Демидовском так уж разве ничему и учить тебя не будут? возразил полковник с досадой.

- Напротив-с! Там всему будут учить, но вопрос - как? В университете я буду заниматься чем-нибудь определенным и выйду оттуда или медиком, или юристом, или математиком, а из Демидовского - всем и ничем; наконец, в практическом смысле: из лицея я выйду четырнадцатым классом, то есть прапорщиком, а из университета, может быть, десятым, то есть поручиком.

Последнее доказательство, надо полагать, очень поразило полковника, потому что он несколько времени ничего даже не находился возразить против него.

- Но зато ты в Демидовском будешь жить на казне; все-таки под присмотром начальства! - проговорил он наконец.

Отдача сына на казну, без платы, вряд ли не была для полковника одною из довольно важных причин желания его, чтобы тот поступил в Демидовское.

Павел посмотрел несколько времени отцу в лицо.

- Я прожил ребенком без всякого надзора, - начал он неторопливо, - и то, кажется, не сделал ничего дурного, за что бы вы меня могли укорить.

- Я и не говорю, не говорю! - поспешно подхватил полковник.

- Так что же вы говорите, я после этого уж и не понимаю! А знаете ли вы то, что в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для себя ходить в Семеновский трактир и пить там? Большая разница Москва-с, где превосходный театр, разнообразное общество, множество библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь будет развивать меня, а потому стеснять вам в этом случае волю мою и лишать меня, может быть, счастья всей моей будущей жизни - безбожно и жестоко с вашей стороны!

Проговоря это, Павел встал и ушел. Полковник остался как бы опешенный: его более всего поразило то, что как это сын так умно и складно говорил; первая его мысль была, что все это научил его Еспер Иваныч, но потом он сообразил, что Еспер Иваныч был болен теперь и почти без рассудка. "Неужели это, шельмец, он все сам придумал в голове своей? - соображал он с удовольствием, а между тем в нем заговорила несколько и совесть его: он по своим средствам совершенно безбедно мог содержать сына в Москве - и только в этом случае не стал бы откладывать и сберегать денег для него же. Так прошел почти целый день. Павел, видимо, дулся на отца и хоть был вежлив с ним, но чрезвычайно холоден. Полковнику наконец стало это невыносимо. Мысли, одна другой чернее, бродили в его голове. "Не отпущу я его, - думал он, - в университет: он в этом Семеновском трактире в самом деле сопьется и, пожалуй, еще хуже что-нибудь над собой сделает!" - Искаженное лицо засеченного солдата мелькало уже перед глазами полковника.

- За что же ты сердишься-то и дуешься? - прикрикнул он наконец на сына, когда вечером они снова сошлись пить чай.

- Я? - спросил Павел, как бы не желавший ничего на это отвечать.

- Я?.. Кто же другой, как не ты!.. - повторил полковник. - Разве про то тебе говорят, что ты в университет идешь, а не в Демидовское!

- А про что же? - спросил Павел хладнокровно; он хорошо знал своего старикашку-отца.

- А про то, что все один с дяденькой удумал; на, вот, перед самым отъездом, только что не с вороной на хвосте прислал оказать отцу, что едешь в Москву!

- Я никак этого прежде и не мог сказать, никак! - возразил Павел, пожимая плечами. - Потому что не знал, как я кончу курс и буду ли иметь право поступить в университет.

- Нет, не то, врешь, не то!.. - возразил полковник, грозя Павлу пальцем, и не хотел, кажется, далее продолжать своей мысли. - Я жизни, а не то что денег, не пожалею тебе; возьми вон мою голову, руби ее, коли надо она тебе! - прибавил он почти с всхлипыванием в голосе. Ему очень уж было обидно, что сын как будто бы совсем не понимает его горячей любви. - Не пятьсот рублей я тебе дам, а тысячу и полторы в год, только не одолжайся ничем дяденьке и изволь возвратить ему его деньги.

- И того не могу сделать, - возразил Павел, опять пожимая плечами, никак не могу себе позволить оскорбить человека, который участвовал и благодетельствовал мне.

- Ну да, как же ведь, благодетель!.. Ему, я думаю, все равно, куда бы ты ни заехал - в Москву ли, в Сибирь ли, в Астрахань ли; а я одними мнениями измучусь, думая, что ты один-одинехонек, с Ванькой-дураком, приедешь в этакой омут, как Москва: по одним улицам-то ходя, заблудишься.

Павел с улыбкою взглянул на отца.

- Вы сами рассказывали, что четырнадцати лет в полк поступили, а не то что в Москву приехали.

- То было, сударь, время, а теперь - другое: меня сейчас же, вон, полковой командир солдату на руки отдал... "Пуще глазу, говорит, береги у меня этого дворянина!"; так тот меня и умоет, и причешет, и грамоте выучил, - разве нынче есть такие начальники!

- Я ни в чем подобном и не нуждаюсь! - возразил насмешливо Павел.

- Ну да, как же ведь, не нуждаешься - большой у нас человек, везде бывалый!..