Алексей Писемский - Люди сороковых годов

- Негодяи! - произнес Вихров с негодованием. - Зачем он носит еще это одеяние?

- Носит, чтобы нравиться женщинам, - отвечал ядовито Салов.

- О, полноте!.. Он, кажется, совсем не такой.

- Он-то!.. Он и тут вон влюблен в одну молоденькую девочку: она теперь чистенькая, конечно, но, разумеется, того только и ждет, чтобы ее кто-нибудь взял на содержание, а он ей, вместо того, Шекспира толкует и стихи разные читает. Глупо это, по-моему.

- Почему глупо? - спросил Павел.

- Потому что, если он научить ее этому хочет, так зачем это ей? На кой черт?.. Если же соблазнить только этим желает, то она всего скорей бы, вероятно, соблазнилась на деньги.

- Но, может быть, он думает жениться на ней и образовывает ее для этого.

- Как же ему жениться, когда он сам один едва с голоду не умирает?

- Разве у него нет состояния?

- Никакого!.. Так себе перебивается кой-какими урочишками, но и тех ему мало дают: потому что, по костюму, принимают его - кто за сумасшедшего, а кто и за бродягу.

- Разве такой умный и образованный человек может быть бродягой! воскликнул Вихров.

- Отчего же нет? Я видал бродяг и мошенников пообразованнее его, возразил наивно Салов; вообще, тоном голоса своего и всем тем, что говорил о Неведомове он, видимо, старался уронить его в глазах Павла.

- А что, вы не обедаете в общей зале, с нами? - прибавил он после некоторого молчания.

- Я обедаю обыкновенно у себя в комнате, - отвечал Павел.

- Ну что, нет! Будемте обедать там!.. Петр!.. - крикнул Салов.

На этот зов необыкновенно поспешно и с заметным почтением явился номерной лакей.

- А что обедать? - спросил его Салов почти повелительно.

- Обедать готово, если прикажете, - отвечал тот.

- Да, вели! Кстати, скажите, - прибавил Салов, обращаясь к Павлу, что, вы играете в карты?

- Нет, - отвечал тот.

- Как же это - нет? Надо учиться, - произнес Салов.

- Как-нибудь выучусь, - проговорил Павел.

- Непременно-с, непременно, - повторил Салов.

Вскоре они оба вошли в обеденную залу. M-me Гартунг по-прежнему лежала за ширмами. Номера ее еще не все были заняты; а потому общество к обеду собралось не весьма многочисленное: два фармацевта, которые, сидя обыкновенно особняком, только между собою и разговаривали шепотом и, при этом, имели такие таинственные лица, как будто бы они сейчас приготовились составлять самый ужасный яд. Неведомов пришел под руку с известной уже нам девицей, которая оттого, в одно и то же время, конфузилась и смеялась. Будучи на этот раз в платье, а не в блузе, она показалась Вихрову еще интереснее. Это было какое-то по природе своей грациозное существо; все в ней было деликатно: губки, носик, ножки, талия; она весело и простодушно улыбалась. Неведомов между тем усадил свою спутницу рядом с собой и по временам, несмотря на свои мягкие голубые глаза, взглядывал на нее каким-то пламенным тигром. Салов сел рядом с Павлом. M-me Гартунг несколько раз и каким-то заметно нежным голосом восклицала: "Салов, подите сюда!". И Салов, делая явно при всех гримасу, ходил к ней, а потом, возвращаясь и садясь, снова повторял эту гримасу и в то же время не забывал показывать головой Павлу на Неведомова и на его юную подругу и лукаво подмигивать.

- Что это хозяйка все зовет к себе Салова? - спросил Павел после обеда Неведомова.

- Вероятно, как старшего постояльца своего, - отвечал тот и, видимо, больше всего занятый своею собеседницей, снова подал ей руку, и они отправились в ее номер.

"Тут, должно быть, амуретов пропасть!" - подумал про себя Павел.

Через несколько дней, общество m-me Гартунг за ее табльдотом еще увеличилось: появился худощавый и с весьма умною наружностью молодой человек в штатском платье. Салов сначала было адресовался к нему весьма дружественно, но вновь прибывший как-то чересчур сухо отвечал ему, так что Салов, несмотря на свой обычно смелый и дерзкий тон, немного даже сконфузился и с разговорами своими отнесся к сидевшей в уединении Анне Ивановне. Она, как показалось Павлу, была с ним нисколько не менее любезна, чем и с Неведомовым, который был на уроке и позапоздал прийти к началу обеда, но когда он пришел, то, увидев вновь появившегося молодого человека, радостно воскликнул: "Боже мой, Марьеновский! Кого я вижу?" - И затем он подошел к нему, и они дружески расцеловались. Потом, Неведомов сел рядом с Марьеновским и продолжал любовно смотреть на него; они перекинулись еще несколькими словами. Неведомов, после того, взглянул на прочих лиц, помещавшихся за табльдотом, и увидел, что Анна Ивановна сидит с Саловым и, наклонившись несколько в его сторону, что-то такое слушает не без внимания, что Салов ей говорит. Неведомов при этом побледнел немного, стал кусать себе губы и с заметною рассеянностью отвечал на вопросы Марьеновского. К концу обеда он, впрочем, поуспокоился - может быть потому, что Салова вызвал кто-то приехавший к нему, и тот, уходя, объявил, что больше не воротится. Два фармацевта, по-прежнему обедавшие особняком, тоже ушли вскоре за ним.

Неведомов в это время обратился к Марьеновскому с вопросом:

- А что, скажите, нового в мире юриспруденции?

- Теперь напечатан процесс madame Лафарж, - отвечал тот.

Павел нарочно пересел с своего стула на ближайший к ним, чтобы лучше слышать их разговор.

- Это, что убила мужа, - подхватил Неведомов.

- Да, и тут замечательно то, что, по собранным справкам, она ему надавала до полфунта мышьяку, а при анатомировании нашли самый вздор, который мог к нему войти в кровь при вдыхании, как железозаводчику.

- Однакож ее обвинили? - вмешался в разговор Вихров.

- Ее обвинили, - отвечал как-то необыкновенно солидно Марьеновский, - и речь генерал-прокурора была, по этому делу, блистательна. Он разбил ее на две части: в первой он доказывает, что m-me Лафарж могла сделать это преступление, - для того он привел почти всю ее биографию, из которой видно, что она была женщина нрава пылкого, порывистого, решительного; во второй части он говорит, что она хотела сделать это преступление, - и это доказывает он ее нелюбовью к мужу, ссорами с ним, угрозами...

- Логично, - произнес Неведомов.

- Удивительно просто, точно задачу какую математическую решил, - сказал Марьеновский.

- Скажите, присяжные ее осудили? - спросил Павел, отнесясь к нему опять со всевозможною вежливостью.

- Разумеется, - отвечал ему тоже вежливо и Марьеновский.

- Факты дела напечатаны все? - спросил его Неведомов.

- Все, до самых мельчайших подробностей.

- А к чему бы присудили ее по нашим законам? - прибавил Неведомов.

Марьеновский пожал плечами.

- Самое большее, что оставили бы в подозрении, - отвечал он с улыбкой.

- Значит, уголовные законы наши очень слабы и непредусмотрительны, вмешался опять в разговор Вихров.