Дмитрий Савицкий - Насильственное взросление

Один психоаналитик заметил как-то, что «русские — это дети разного возраста» [1] Цитата из предисловия Н.С. Автономовой к русскому изданию книги L. Chertok et R. de Saussure «Naissance du Psychanalyste» (Payot Presse) «Прогресс» Москва, 91 . Замечание абсолютно справедливое, за исключение слова — русские; здесь уместнее слово — советские. Массовый инфантилизм советских и, в огромной степени, и постсоветских людей, отсутствие сколько-нибудь сформировавшейся эдиповой стадии, зрелого поколения, людей желающих занять, заместить место отцов, со всей предполагаемой ответственностью за свои поступки и решения, и наоборот наличие стремления укрыться от ответственности в лоне государства — как безусловно любящей матери, обязанной заботиться о своих детях, независимо от того насколько они заслужили ее любовь и заботу — налицо. Почему? В том раю, от которого остались лишь руины, обыкновенный человек под давлением угроз системы, ее системы угроз, с младых ногтей отдавал государству свободу самовыражения, свободу выбора и, главное, свободу действия. Взамен весьма спорных преимуществ: бесплатного и процензурированного образования, бесплатного лечения, за которое на самом деле нужно было доплачивать, дешевой, практически бесплатной, электроэнергии, газа и жилплощади. То был дьявольский обмен человеческой свободы на жалкие гроши. Человек получал (не редко после десятилетий ожидания) свои законные 7 с половиной квадратных метров и отныне возмущаться мог лишь жуя слова и давясь молчанием. Но в советской империи было две категории людей, которые жили по совсем другим правилам. В первую категорию входили те, кто делал партийную карьеру и чья жизнь, улучшаясь, расширяясь, по спирали шла вверх. Во вторую — те, кто спускался в мир уголовщины, преступлений и чья лестница жизни спиралью уходила вниз, в подполье. Обе эти категории покидали насильственно навязанную инфантильность потому, что разрешали себе свободу действия. Они умели действовать, как в наземных официальных структурах, так и под землей — в уголовном мире, в мире грабежа, подпольных мастерских, ворованных машин, проституции или же спекуляции антикваром. Задолго до перестройки ходили слухи о том, что эти две системы — смыкаются. Что было логично — преступники, похитившие свободу у народа, были наверху и преступники, похищавшие добро были внизу; вокруг же было море мычащих рабов: вполне счастливых и вполне несчастных — в зависимости от собственного представления о потенциальной свободе. Совершенно естественно, что в первые пять минут перестройки вся страна была разворована людьми, умевшими действовать, знавшими как действовать, не страдавшими от паралича насильственного привитого инфантилизма. В эти первые минуты перестройки люди системы сомкнулись с людьми антисистемы; преступники идеологические, попиравшие свой народ в течении 70 лет, с преступниками самыми обычными. Они прекрасно понимали друг друга; у них на самом деле был общий язык. То, что сегодня на Западе называется «русская мафия», это fusion, неравномерно друг в друга проникшие два слоя людей, не обессиленных затянувшимся детством и психологией массового иждивенчества, нарастившие себе в последние годы приличные мускулы, отрастившие когти и обросшие шерстью. Сумятица общей картины так же результат деления на взрослых и детей: наглого продвижения одних и паники никогда не действовавших и привыкших к молчанию других. Последних больше никто не нянчит; и никто не запугивает. И им разрешили говорить. И в то время как одна часть населения учится, плохо ли, хорошо ли, действовать — другая оплакивает свое сиротство и требует возвращения родины-матери, партии-матери или хотя бы — отца народов. Шестидесятилетние дети не могут вдруг повзрослеть. Их бесят успехи взрослых мошенников, строящих свои империи, они бесконечно унижены своим бессилием, свет дня без тумана пропаганды режет им глаза и подсовывает реальность, на которую страшно смотреть. Ими до сих пор легко манипулировать, особенно тем, кто занимает символически отцовскую позицию — президенту, патриарху, военноначальнику. Но взросление неизбежно. Оно, как и инфантилизм до этого, фактически, насильственно. Но на этот раз принуждение исходит из реальности, а не из идеологии. И раз проснувшись, стране вряд ли удастся заснуть. Для этого нужен наркоз посильнее ленинского.

Цитата из предисловия Н.С. Автономовой к русскому изданию книги L. Chertok et R. de Saussure «Naissance du Psychanalyste» (Payot Presse) «Прогресс» Москва, 91