Булат Окуджава - Похождения Шипова, или Старинный водевиль

— Ну, говори, тре жоли, — прошелестел Шипов, стараясь не разбудить спящую, — рассказывай, как с цыганами гулял.

— Я гулял, Мишель, гулял, — откликнулся Гирос, не раскрывая лица, клянусь…

— Так, — сказал Шипов, вновь накаляясь. — А граф?

— Это Лева-то?.. Спит, должно быть…

— А в гостинице сказали: мол, пять дён как уехал из Москвы.

— Да не может быть, — сказал Гирос обреченно, — это они спутали спросонок… Как же уехал, когда мы с утра — у Пуаре?.. Клянусь…

— Сейчас бить тебя буду, — сказал Шипов шепотом.

— Бей, — покорно согласился Гирос.

— Сверну нос, антре, на сторону…

— Сворачивай, Мишель, сворачивай…

Шипов сделал тихий шаг. Смугляночка спала не шевелясь.

— Погляди на меня, погляди на меня внимательно, Мишель: разве я могу соврать? — сказал Гирос.

«Можешь, — вновь остывая, подумал Шипов, — и я могу, и все могут. Когда нам чего нужно, мы и соврать, и убить можем. — Он снова глянул на смугляночку. Она причмокнула во сне. — Целуется… мышка. А и не больно-то хороша — одни кости…»

Он медленно возвращался к Никитским воротам.

Утро приближалось стремительно. Уже брел по Москве рабочий люд и заспанные половые открывали трактирные ставни.

«Нет, — думал меж тем Шипов, — силы в ней никакой, так, рюмочка стеклянная».

А Матрена ждала, не ложилась. И снова она накормила его, напоила, не спрашивая ни о чем, уложила в теплую постель, прибрала раскиданные вещи, разделась и легла рядом. Сквозь маленькое%зимнее окно пробивался в комнату рассвет, серый и робкий. Матрена неподвижно лежала рядом, но не спала. Шипов осторожно повернул голову и краем глаза глянул на нее. Она ему понравилась. И он представил себе ее сильное тело и высокую грудь, которая медленно и равномерно приподымала перину, и круглые плечи, и две ладони, горячие, как свежие лепешки…

— Взял бы ты меня в жены, Михаил Иванович, — тихо сказала она не оборачиваясь, — все равно ведь пьешь, ешь, спишь со мной… Я бы тебя пуще жалела…

— Эх, Матреша, — сказал Шипов с нежностью, — а летать-то кто ж будет?

— Ну и летай, нешто я помеха тебе?..

«А ведь и впрямь, тре жоли, — подумал Шипов в полусне. — Вполне аншанте, мерси…»

И он обнял ее и закрыл глаза, и ему показалось, что он обнимает ту самую, черненькую, ту самую воронежскую мышку…

СЕКРЕТНО

От Частного Пристава московской городской части г. Москва

Его Высокоблагородию

Господину Подполковнику Шеншину Д. С.

Довожу до Вашего сведения, что М. Зимин замечен мною проводящим время в Москве, вместо того чтобы срочно отправляться в г. Тулу по распоряжению Их Сиятельства Господина Генерал-Майора Крейца.

Сознавая всю важность операции, считаю своим долгом поставить о том в известность Ваше Высокоблагородие.

Пристав Шляхтин

ВЕСЬМА СЕКРЕТНО

Управляющий III Отделением

Собственной Его Императорского

Величества Канцелярии

С.-Петербург

Господину Московскому Обер-Полицмейстеру Графу Крейцу Г. К.

Из вашего письма III Отделению стало известно, чю лицом, долженствующим осуществить наблюдение за просветительской деятельностью Графа Л. Толстого, утвержден секретный агент (М. Зимин).

Сознаюсь, что в первую минуту это известие вызвало во мне некоторое недоумение. Его я знаю лично, он служил при мне. Хорош агент для исполнения такого щекотливого задания, нечего сказать! Я очень удивился тому, как можно было его выбрать, — это просто сыщик для карманных воришек.

Однако в том, что Вы пишете далее, я вижу, Ваше Сиятельство, некоторый резон, именно в том смысле, что поименованный выше являлся в свое время дворовым человеком князя Долгорукова, а значит, лицо доверенное…

Вполне вероятно, Милостивый Государь, что Вы правы, и я хочу надеяться, что князь будет доволен.

Генерал-Майор Потапов

(Из неофициальной записки князя Долгорукова В. А. генералу Потапову А. Л.)

…а посему и полагаюсь на Ваше решение. Я лично думаю, что это будет хорошо, ибо, по всей вероятности, иной секретный агент, имеющий отношение к политическому надзору, благодаря своей профессиональности, может быть, и выполнит поручение отменно, но не исключено, что в трудной ситуации личные интересы смогут в нем возобладать над интересами службы и долга, а это, как Вы понимаете, приведет к излишним печальным осложнениям, вплоть до открытого скандала, чего нам следовало бы избегать пуще чумы.

Вот, Ваше Превосходительство, мои соображения относительно (Зимина), преданность которого мне лично, в бытность его моим человеком, не оставляет почти никаких сомнений, я имел в том случай убедиться. Тем более что все задуманное теперь приобретает характер семейной тайны…

Проследите, Ваше Превосходительство, за соблюдением всех мер крайней предосторожности…

(Из письма Л. Н. Толстого — В. П. Боткину)

…Получил я Ваше письмо в то время, как наверное думал, что умру. Это у меня было все нынешнее ужасное, тяжелое лето. Я ничего не делал, никому не писал… Я издаю теперь 1-ю книжку своего журнала и в страшных хлопотах. Описать Вам, до какой степени я люблю и знаю свое дело, невозможно — да и рассказать бы я не мог… У нас жизнь кипит. В Петербурге, Москве и Туле выборы, что твой парламент; но меня, с моей точки зрения, — признаюсь — все это интересует очень мало… Я смотрю из своей берлоги и думаю — ну-ка, кто кого! А кто кого, в сущности, совершенно все равно… Прощайте, жму Вашу руку и прошу на меня не серчать. Денег я Вам сейчас не высылаю, потому что у меня их нет, но, как сказано, вышлю на этой неделе… Зубы у меня все

Повываливаются, а жениться я все не женился, да, должно быть, так и останусь бобылем… Бобыльство уже мне не страшно…

(Из письма Генерал-Адъютанта Тучкова П. А. — Генералу Потапову А. Л.)

…и естественно, что я не мог одобрить сего выбора с легким сердцем, видя перед собой, как мне показалось, истинное чудовище со странными манерами и в грязной манишке. Однако рекомендация князя Долгорукова позволяет мне надеяться на особые, скрытые достоинства упомянутого агента.

Знаю, любезный Александр Львович, как Вам несладко приходится, как Вы пишете, с новой вспышкой либерализма, однако же я полон веры в благополучный исход нашей с Вами деятельности и уповаю на Всевышнего.

Пользуюсь этим случаем, чтобы уверить Вас в истинном моем уважении и душевной преданности.

ВЕСЬМА СЕКРЕТНО

Московского

Обер-Полицмейстера

Канцелярия г. Москва

Его Превосходительству Господину Военному Генерал-Губернатору

Спешу уведомить Ваше Превосходительство в получении первого сигнала от секретного агента Зимина, полученного мною еще из Москвы, где агент использовал случай войти в соприкосновение с самим Графом Л. Толстым, что позволяет мне сделать заключение, судя по его письму, о небесполезности установленного нами надзора.