Булат Окуджава - Похождения Шипова, или Старинный водевиль

«Амадей за червонец может удавить. Стало быть, надо поберечься, — решил он легко и просто. — К Дасюшке скорее проникать, хватать ее за белые плечики, покуда она горит вся… Вот, Дасюшка, капитал мой — тыща рублей. Хочу в Туле жить, рядом с графом Толстым… А чего граф? За него ведь деньги дают. Ну, вроде бы он со мной делится доходами своими…»

Среди множества отчаянных комбинаций, лихорадочно бившихся в его воображении, одна вдруг стала обретать формы, цвет и запах и загудела, застонала, привлекая к себе внимание, и он, словно утопающий, рванулся к ней навстречу, пуская пузыри, барахтаясь, плача, простирая руки, и наконец коснулся ее и понял, что спасен.

Он вскочил с кровати, на которой мучился с самого обеда, изобретая новые радости для себя, вскочил, полный неизъяснимого восторга и просветления, разложил на столике бумагу, чернила, перья и пустился в спасительный вояж.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

М. Зимина

Его Высокоблагородию Господину Подполковнику Шеншину

Ваше Высокоблагородие не извольте беспокоиться уж коли я взялся дело будет. Вы мене выговариваете что дескать я не шибко расторопен, а время мол идет и что ради Государя нашего надобно стараться, а я и стараюсь Ваше Высокоблагородие и вот чего придумал.

Вы волнуетесь Ваше Высокоблагородие что мол никак невозможно заговорщиков тех изобличить, нет Ваше Высокоблагородие очень даже возможно. В Туле имеется у меня знакомый наборщик который говорил мне что можно незадорого купить готовые станки для печатания, набрать людей за плату, откупить какой подвал, прибрать в нем, поставить станки, бумагу купить, краски и прочее.

За таким делом можно очень даже просто войти в сношения с заговорщиками будто у нас тоже тайная типография, то есть можно привезти к нам ихнего Графа Толстого, пущай он убедится своими глазами будто мы тоже противу властей стараемся. В етом убедившись почнет он нас считать за своих, и мы за таким делом будем с ними связаны.

Ваше Высокоблагородие поверьте что я не за себя стараюсь и ночей не спал все думал, как их получше раскусить. Вы может подумаете что я ради денег стараюсь, а я ради Государя как Вы меня учили и ради Князя Благодетеля моего. А не будет денег так я ишо чего-нибудь придумаю да время-то уйдет, вот чего жалко.

А в Ясную Поляну попасть очень трудно, у них тйм двадцать мужиков сторожат днем и ночью, а уж поймают — псами затравят, палками забьют, я конечно Князя не выдам благодетеля моего, да зачем же зря помирать? Денег надобно по первому счету 1000 рублей.

Остаюсь Вашего Высокоблагородия Покорный Слуга

М. Зимин

И вот письмо, расправив крылышки, полетело в Москву пугать и тревожить высокое начальство и добывать Шилову хрустящие ассигнации, без которых ничего не могло осуществиться.

Амадей Гирос гулял где-то на свой печальный червонец, как бы вовсе и не заботясь о будущем.

Ночь, как говорится, входила в свои права. Постепенно затихали шаги, скрип половиц, приглушенные разговоры.

Старуха улеглась, вздыхая, в Настасьиной каморке, в то время как Настасья прикорнула в кухне на топчане.

Одна Дарья Сергеевна, Дася, в кружевной гостиной напевала с недоумением, но вскоре и она ушла, хлопнув дверью, и Шипов услыхал, как она шлепает по полу и разговаривает сама с собой, и изредка что-то похожее на тихий стон пролетало по умолкнувшему дому. Михаил Иванович засыпал в страдании и беспокойстве. То проваливался куда-то, то возникал снова. Дыхания не хватало.

Прохладная влага выступила на лбу. Он попробовал открыть глаза — ничего не получилось, а вокруг стало светлее, и даже сквозь тяжелые веки пробивался этот свет. Страх охватил секретного агента. И он вспомнил про бога и потянулся к нему обеими руками… Защити и помилуй!.. Он просил тысячу рублей, которых ему не хватало для полного счастья. Но бог был милостив на то, чтобы успокоить вьюгу, или мороз ослабить, или спасти от голодных волков, а к деньгам же он был безучастен. Тысячу рублей — чтобы встать на колени перед Дасей, а потом, сменив манишку, и котелок, и сапоги, выпив кофею, идти с бывшей вдовой по Дворянской, по Миллионной, туда, туда… А куда? А кто ж его знает, куда? Туда, туда, туда…

Свет все усиливался, стал ослепительным, невыносимым, и тогда кто-то тяжело опустился рядом и помог Михаилу Ивановичу приподнять веки, и Шипов увидел подполковника Шеншина.

— Ну-с, — сказал Шеншин, — в Ясную Поляну поедем али что будем делать?

Михаил Иванович кивнул согласно.

— Будем ради ассигнаций стараться али ради государя?

Шипов снова кивнул.

«Бог не слыхал, чего я ему говорил, — подумал он с отчаянием, — кричать надо». И закричал. И проснулся. В светелке было темно. За стеной похрапывал воротившийся Гирос. Вдруг дверь распахнулась, и влетел ангел.

— Ты чего это? — спросил Шипов. — Спать надо.

— Я тебе денег дать хочу, — сказал ангел. — На-ка вот, послужи мне.

Он увидел пачку ассигнаций и протянул руку. Ангел засмеялся.

— Ты для денег стараешься али ради господа нашего?

Михаил Иванович ухватил пачку, потянул к себе и обжегся. И тут же проснулся.

В светелке было темно. В доме было тихо. Дверь тихонечко скрипнула, растворилась, кто-то большой и расплывчатый бесшумно ввалился в светелку и задышал в самое ухо.

«Кто? Кто?» — подумал Михаил Иванович, но тут же понял, что это граф Толстой.

— Я тебе дам тысячу рублей, — сказал граф, — а ты уезжай в Москву…

— Да за что же это, ваше сиятельство? — удивился Шипов и заплакал.

— К Матрене езжай, а ко мне не ездий… Больно ты мне надоел…

— А как же подполковник-то?

— А я его убил… — сказал граф. — И губернатора убил. Скоро и до государя доберусь…

«Да пропадите вы все!» — подумал Михаил Иванович, напружиниваясь, протянул руку и взял деньги.

— Премного благодарен, мерси, — сказал он. — Я сейчас к Дасичке бы полетел, да старуха, лямур-тужур, мешает.

— А я и старуху убил, — засмеялся граф. И Михаил Иванович проснулся.

В доме стояла тишина, но она была такая, словно сон продолжался, и какие-то призрачные раздумья и картины возникали в больной его голове, и ему представлялась спальня, где спала вдова, облаком, источающим свет, небесной крепостью, а себя самого Михаил Иванович представлял в образе сатаны и даже потянулся рукой к пятнам и нащупал копытца. И тут вдруг стало ему легко, и ничто не болело, и он уже ощущал пол босыми ногами и уже стоял в начале скрипучей лестницы, готовый ринуться на грешную землю, где все дозволено и все возможно.

Так он стоял в одном исподнем, валенки, против обыкновения, позабыв в светелке, пальто тоже.

И вот он сделал шаг. Ступеньки легонько вскрикнули. Дальний свет лампадки вздрогнул и погас. Он шагнул снова. В светелке Гироса что-то громыхнуло. Шипов понял: компаньон уже воротился домой и теперь припал к замочной скважине. И верно, Гирос следил за ним, но сначала ничего не мог разобрать в темноте, а затем — то ли луна заглянула в окно, то ли глаза попривыкли — перед ним закачалась белая зыбкая фигура Шилова, медленно крадущегося вниз по ступеням.