Елена Ханга - Про все

Как выяснилось, о существовании моей мамы и меня все-таки знали. Хотя Джек ничего не говорил о нас своим детям, старшие братья бабушки, Марк и Сидни, не делали из этого тайны для своих близких. Однако братья не слишком ладили, поэтому каждая семейная ветвь держалась обособленно, не обмениваясь сведениями, вроде бы представлявшими взаимный интерес.

Семьдесят лет многое изменили. Бялики второго и третьего поколения не видели ничего кощунственного в появлении в их семье черных родственников. Более того, мои родственники без труда нашли общие черты в лицах моей матери и еврейского поэта Хайма Натана Бялика. Как и поэт, семья моего прадедушки вела свой род из Одессы, и, согласно семейным преданиям, Хайм Натан и мой прадед Исаак были достаточно дальними, но родственниками.

Моя бабушка умерла в Москве в 1985 году, в один день с ее братом Джеком, скончавшимся с Лос-Анджелесе. Мне грустно, что она не смогла увидеть своих молодых американских родственников, перешагнувших через предрассудки, связывавших по рукам и ногам ее современников. И хотя она редко говорила о своей душевной боли, я ее чувствовала. Поэтому, вернувшись в 1990 году в Америку, чтобы на грант, полученный от Фонда Рокфеллера, восстановить историю своей семьи, я бы не стала разыскивать моих белых родственников, если бы не настоятельная просьба моего руководителя из Фонда. Я боялась, что мои живые родственники отвергнут меня так же, как мертвые отвергли мою бабушку. И я удивилась, когда белые родственники приняли меня.

Американцы любят говорить о том, что "прошлое должно быть на своем месте в прошлом". Выросшая в стране, которая вынесла столько страданий именно из-за того, что ее вожди слишком много лгали о прошлом, я не могла закрыть глаза на историю своей семьи. Я предпочла исходить из слов, которые услышала от моего американского друга, Сэмюэля Пизара, известного адвоката, пережившего Холокост:

- Мы, возможно, не должны жить прошлым, но прошлое живет в нас.

Только досконально изучив прошлое, только вскрыв раны, о которых многие предпочли бы забыть, можно определить место прошлого. Этим я и занималась практически пять лет. И поиски прошлого приводили меня в Ташкент и Танзанию, в Лондон и Лос-Анджелес, в Чикаго и на хлопковые поля Миссисипи, где родился и вырос мой дедушка. Я искала прошлое, которое живет не только во мне, но и в двух великих странах, неразрывно связанных в моем сердце.

НА ЮГ - К ДОМУ

Я смотрю на фотографию, сделанную в начале века, выцветшую и потрескавшуюся, которая последние пятьдесят лет пролежала в нижнем ящике комода. Я чувствую, как дрожат мои руки, когда я беру ее у моей кузины Мейми. Она унаследовала фотографию от своей тети Виолы, самой младшей сестры моего дедушки. На фотографии - их родители, Хиллард и Кэтрин Голден, и этот бумажный прямоугольник говорит мне больше, чем все то, что я уже успела узнать о своей семье. Это - фамильное наследство, за которым я приехала в Америку.

В те времена фотографирование воспринималось как важное событие, вот и Хиллард с Кэтрин в компании с Виолой, тогда еще совсем маленькой, запечатлели себя на фоне их дома в округе Язу, штат Миссисипи. В Кэтрин, решительной матроне с вызывающими уважение габаритами, черная кожа сочеталась с высокими скулами, ясно указывавшими на то, что кроме негритянской в ней текла и индейская кровь. Она на голову выше своего худенького, седоволосого мужа. Оба одеты в лучшую воскресную одежду. Он - в черном костюме, накрахмаленной белой рубашке, галстуке, она - в темном, с высоким воротником платье и жакете.

Но в фокусе не люди, они стоят чуть сбоку, а дом, большой, белый, двухэтажный, с длинными верандами на обоих этажах. Фотография подтверждает семейную легенду о "большом доме", сожженном ку-клус-кланом. В дельте Миссисипи, где большинство черных (и белых) жили в нищете, несмотря на потрясающее плодородие земли, такой дом мог принадлежать только состоятельному человеку. Здесь муж и жена могли вырастить своих восьмерых детей (как вырастили их Хиллард и Кэтрин Голден), обеспечив их всем необходимым. Построить такой дом на собственной земле, площадь которой превышала шестьсот акров, - выдающееся достижение для человека, родившегося в 1844 году в рабстве. Поэтому не удивительно, что Хиллард Голден попросил фотографа выделить именно дом, в котором он видел воплощение мечты своей жизни.

Но дом этот, естественно, вызывал жгучую зависть белых, которые хотели вернуть черных на положенное им место. И вполне понятно, почему после Реконструкции* ночные всадники сожгли дом Голденов. Они стремились уничтожать все, связанное с успехами черных. Более того, по семейной легенде куклусклановцы сожгли дом Голденов не один раз, а дважды. Во время моего пребывания в округе Язу ни один из его жителей, белых или черных, не ставил под сомнение правдивость этой легенды, но, как указал мне один старичок, в местных газетах ни о поджогах, ни о судах Линча не писали.

Тем не менее, с помощью местных историков мне удалось установить, что Хиллард Голден был достаточно известным гражданином округа Язу, насколько это было возможно для черного после Гражданской войны. Многим черным в послевоенный период удалось приобрести землю, но большинство из них потеряли свою собственность вскоре после завершения Реконструкции. Мой прадедушка сохранил свои земли до 1909 года. Несколько лет тому назад Харви Перри составил и передал в Историческое общество округа Язу список черных землевладельцев, начиная с 1866 года. Мистер Перри прожил в округе Язу большую часть из своих почти что ста лет. Список он составлял по памяти, и первым в нем стоял Хиллард Голден.

В феврале 1991 года я приехала в северную часть округа Язу в поисках земель моего прадеда. Моими гидами были писатель Вилли Моррис и его жена Джо-Энн Причард, которые при подготовке к нашей экспедиции изучили как карты прошлого века, так и современные. И хотя мы точно знали, что ищем, отыскать участок земли в сельскохозяйственном районе оказалось куда как сложнее, чем городской квартал. Мы то и дело останавливали автомобиль, вновь и вновь вглядываясь в карты, сравнивая новые и старые границы.

В округ Язу я попала не сразу. Ни моя мать, ни я, ни наши чикагские родственники не знали точно, в каком округе штата Миссисипи жили Голдены. Моя мать ошибочно думала, что ее отец вырос в Кларксдейле (к северу от Язу), потому что именно этот город значился в его военном билете. На самом деле в Кларксдейле располагался призывной участок, куда он прибыл по повестке в 1918 году.

На след Голденов я вышла лишь после того, как через Фонд Рокфеллера смогла связаться с историками штата Миссисипи.

Джо-Энн, редактор "Юниверсити пресс оф Миссисипи", обнаружила упоминание о Голдене в книге, которую составляла: сведения о голосованиях моего прадеда, который во время Реконструкции входил в общинный совет округа Язу.