Лидия Чарская - Газават

И маленький Миша Зарубин во всю величину своих синих глазенок любопытно приковывается к смущенному лицу юного, черноглазого Джемала.

Тот в свою очередь смотрит в ласковое детское личико, слушает звонкий детский голос и ничего не понимает…

Этот бритый, черноглазый джигит — это он, Джемалэддин. Его только что привез в Тифлис, в свою семью капитан Борис Владимирович Зарубин, и уже новые впечатления вихрем закружили маленького дикаря в их быстром круговороте. Ласковая дама с густой черной косой крепко обнимает его и, усадив на свои колени, говорит:

— Бедный крошка! Дорогой мой малютка!

Ему, джигиту, совестно сидеть на ее коленях, но длинные косы ласковой дамы напоминают ему черные кудри его матери, а ее нежный голос, странно похожий на голос Патимат, проникает прямо в душу. Дама ласково смотрит на него, в то время как добрый саиб рассказывает ей что-то…

И вдруг лицо дамы покрывается смертельной бледностью… А саиб все говорит, говорит без умолку… И вот постепенно на белом, как алебастр, лице дамы появляется румянец. Вот он ярче, ярче… Бледности как и не бывало. Глаза молодой женщины, теперь обращенные к маленькому пленнику, сияют неизъяснимой признательностью и добротой.

Саиб кончил.

Ласковые глаза, приближаясь к Джемалу, горят как звезды.

— Вот ты какой! О чудный мой мальчик, благородный, милый! — шепчут нежные розовые губы и покрывают его лицо бесчисленными поцелуями…

Так только целовала его мать.

Джемалэддин вспоминает о ней и тихо плачет.

И вдруг синеглазый мальчик подходит к нему…

— Ты спас моего папу, я тебя люблю! Мы будем друзьями, — говорит он, и с длинных пушистых ресниц падают чистые детские слезы.

Они друзья. Друзья на жизнь и на смерть.

После трех лет разлуки, проведенных Джемалом в Петербурге под присмотром добрых и ласковых воспитателей, они встречаются снова.

И как странно встречаются… Необычайно странно…

Обоих их отдают в 1-й кадетский корпус, — только одного привозят туда из великолепных палат белого падишаха, другого, значительно раньше, из скромной офицерской квартиры в Тифлисе.

Большое красное казенное здание смотрит так неприветливо своим некрасивым каменным фронтоном. Но еще неприветливее внутри его, в бесконечных длинных коридорах, где снуют несколько десятков смешных, стриженых маленьких существ в военной форме, делающей их похожими на уродцев-карликов.

Посреди огромной светлой залы их собралась целая большая толпа. Они кричат, спорят, волнуются, грозят кому-то…

В центре их стоит стройный, тонкий, черноглазый мальчик с тоскливыми, глубокими как ночь глазами, со смущением в необычайно красивом лице.

— Бей его, братцы, некрещеную татарву, бей! — кричит, бестолково размахивая руками, маленькая орава. — Отец у него — разбойник. Наши крепости осаждает и проливает русскую кровь. У-у! Бритоголовый татарчонок! Проси прощения, а то пришел твой конец!

Джемал, успевший за два года выучиться русскому языку, понимает все до слова…

Точно под ударом нагайки вздрагивает он… Вся кровь полымем вспыхивает в его жилах.

О, его, как сына имама, в горах никто не смел никогда трогать пальцем, а тут!.. Чувство жестокой обиды вспыхивает в гордом ребенке. И что он сделал этим крикливым мальчуганам? Чего они хотят от него…

Русские бьют горцев, горцы русских… Одни хотят покорить, другие — отстоять свою свободу… Никому не обидно. На то и война… Его только сейчас привез в корпус саиб, адъютант белого падишаха, и он не знает никакой вины за собою… Разве он может быть ответчиком за поступки всех горцев? О глупые, неразумные дети, как бестолково жестоки они!

А глупые дети уже наступают на него, потрясая кулаками, с громкими криками. Их глаза горят недетским огнем ненависти и вражды… Они готовы избить до полусмерти ни в чем не повинного ребенка…

Но вдруг чей-то отдаленно знакомый Джемалу голос прозвучал за его спиною:

— Оставьте его, или я вздую первого, кто поднимет на него руку!

Быстро оборачивается Джемалэддин… Перед ним маленький мальчик, его тифлисский друг, сын саиба.

Они бросаются в объятия друг другу. Его маленькие враги в недоумении расступаются перед ними.

— Глупцы! — кричит им Миша Зарубин, и глаза его воодушевленно сверкают… — Знаете, кого вы бить хотели? Герой! Он от смерти спас моего отца!

И тут же пылко выливается нескладный рассказ из уст белокурого кадетика.

Жадно прислушиваются к нему остальные… В их глазах смятение… Они смущены… Джемал — герой!.. Теперь они сами сознают это. О, как несправедливы и жестоки были они!

И за минуту до этого сжатые в кулаки руки дружески протягиваются навстречу маленькому татарину.

«Он говорил им о смирении, и они не послушали Его… Он говорил о ничтожестве земной жизни, и они распяли Его… Они плевали Ему в лицо и всячески поносили Его… А Он, их Бог, который мог послать на их головы тысячу громов за это, Он сносил их обиды и смиренно молчал…»

Ярким румянцем горит обычно бледненькое, худое, болезненное личико рассказчицы… Вдохновенно сверкают большие, ясные глаза. Джемалэддин жадно ловит каждое ее слово… О, сколько нового света проливает она в его смятенную душу!.. Как великолепно и светло это новое учение его новых друзей. Там отстраняется все: и война, и канлы, и жестокие обычаи его родины, все, все, что так претило с первых дней детства его душе. Исса! Великий, Кроткий, Незлобливый Исса проповедует мир и всеобщую любовь!

Горячим умилением наполняется душа Джемала. Он быстро схватывает худенькую, красную, как у всех подростков, руку маленькой проповедницы и шепчет, сверкая разгоревшимися глазами:

— О Лена! Я хочу отдать себя Иссе! Хочу быть христианином!

Вся радостная, сияющая, летит к матери Леночка Зарубина, увлекая за собой потрясенного до глубины души Джемалэддина.

— Мама! Мама! Он признал Спасителя! Он хочет принять нашу веру, мама! — еще с порога кричит она.

И тут новое горе, новое разочарование…

Ему нельзя креститься, нельзя познать учение Иисуса.

Его отец, отдавая сына в заложники, поставил условием белому падишаху, непременным условием, чтобы его сын остался верен исламу, и без разрешения Шамиля Джемалу нельзя сделаться христианином, принять другую веру.

А они с Леной не знали этого…

Девочка горько рыдает, уткнувшись в колени матери, открывшей ей грустную истину.

Темнее черной тучи становится Джемалэддин…

Новые картины рисуются в разгоряченной воображением памяти Джемалэддина.

Зарубины приехали из Тифлиса. Боевая карьера внезапно кончилась для капитана. Старая рана раскрылась, и вследствие этого он не мог больше участвовать в строю. Для Джемалэддина наступили розовые дни с их приездом. Ласки доброй Елизаветы Ивановны, дружба Леночки и Миши, отеческое отношение самого Зарубина и добродушная воркотня неисправимого Потапыча все это, вместе взятое, услаждало и красило жизнь юного пленника.