Валентин Холмогоров - Повесть о граде Лиходейске

Пролистывал сейчас Роман Вениаминыч рукопись очередную, вчера ему кем-то прямиком в кабинет доставленную, и рукопись ему та определенно нравилась. Давненько уж повелось в землях заморских повести сочинять, пользовавшиеся в народе любовью безграничною. Сюжет в повестях тех был насквозь футуристический: облачал писатель героя в одежды кожанные да кольчуги стальные, давал ему в руки меч острый, и скакал герой сквозь страницы повествования всенепременно на гнедом коне, круша клинком злодеев да колдунов направо и налево, а в тех, кого не сокрушил, обязательно влюбляясь. Тут тебе и драма, и высокая поэзия. А ежели сочинение то на язык русский переложить, снять с героя сапоги со шпорами, да обрядить в лапти, отобрать мандолину, да сунуть в руки балалайку, произведение выходит вполне даже самостоятельное. Именно таковое сочинение и прочитывал теперь Роман Вениаминыч, подчеркивая карандашом красным несообразности всяческие, подлежащие неприменному исправлению: то автор по забывчивости, или по злому умыслу, сунет в руки врагу героя главного пулемет заместо копья, то сам герой, замечтавшись, прикурит ненароком от зажигалки. Читал он, и думалось ему, что хоть творение данное вынести пред очи читательские в любом случае не мешало бы, но много творчества подобного во времена последние опубликовано им было, и хотелось ему чего-то, чего сам он словами описать в точности не мог при всем старании. А хотелось ему хорошего произведения. Только что завершилась на страницах рукописных баталия кровавая промеж колдуном злокозненным и героем-богатырем, только что спас последний из рук злодейских принцессу синеглазую, как дверь, в кабинет Романа Вениаминыча ведущая, открылась без стуку, и на пороге нарисовался никто иной, как Никита Иванович Натужный собственною персоною. Прошел Никита Иванович прямиком к столу редакторскому и ухнул без слов поверх колдуна и принцессы тонкую папочку, тесьмой аккуратно перевязанную. - Чего это? - Спросил Роман Вениаминыч оторопело. - На новый мой роман заявочка, - Объяснил Никита Иванович с гордостью,- двадцать четыре страницы текста, как положено, да сюжету краткое изложение. Шедевр! Нонсенс! - Ну-с, посмотрим-с... - Ответил ему Роман Вениаминыч с осторожностью, - а об чем роман-то намечается, не просвятите ли? - Нонсенс! Шедевр! - Продолжал меж тем Никита Иванович. - А роман-то? Будет то произведение в двух частях, с любовию, страстью и ревностию, убийствами и возвышениями. Я и название уж присочинил ему подходящее - "Смерть в огне". Прелестно, не правда ли? - Да-с? - Произнес Роман Вениаминыч задумчиво. - Ну-с, поглядим-с...

Открыл он в папке той первую страницу, и прочел: "В небе светило блеском жемчужным солнце, день ясный зачинался над Петербургом, но над городом стоял еще туман утренний..." - Что же, неплохо-с... - Констатировал на том Роман Вениаминыч, проглядывая лист наискось, и второй за ним ненамного преокрывая, точно боялся он, что выползет ему на руку из-под листа того таракан, или какая иная гадость. - Неплохо-с... И стиль авторский за строками вашими чувствуется, и идея, и полет, так сказать, фантазии литераторской... - Неплохо? - Переспросил его Никита Иванович с ревностию. Неплохо? Шедевр! Нонсенс!

Подумал господин Липатов немного, и порешил роман тот в двух частях издать неприменно. Тут вам Петербург и солнце рассветное, а не колдуны с принцессами. Иными словами, как гончая след звериный издалека чует, почуял Роман Вениаминыч заранее творение достойное. Благо, Никиту Ивановича, как работника пера усердного, знал он уж сыздавна, и мнение о нем имел самое что ни на есть благоприятное. Хоть и не отличался литератор тот высокими, как оно говорить принято, способностями, писал он недурственно и помногу, ежели раньше окончанья очередного повествования не пропадал насовсем в запой. Что же? - Сказал Роман Вениаминыч скорее сам для себя, нежели для гостя своего, пред столом терпеливо замершего. - Что же? Вот вам квитанция и соглашение в двух экземплярах. Возьмите в кассе тысячу рублей авансу. Сроку вам на окончание романа три месяца.

Вышел Никита Иванович из кабинета редакторского сияя счастием, и долго еще в конторе издательской слышались его возгласы восторженные, вдали стихая постепенно: "Нонсенс! Шедевр!". Проводил его Роман Вениаминыч взглядом, оформил роман грядущий по всей форме положенной, и опять в перепетии героические и колдовские углубился со вниманием.

Наступил вечер, и насало время Роману Вениаминычу на собрание очередное стаи писательской выходить спешно. Сложил он бумаги со стола в портфель кожаный, и рукопись, уже прочитанную, в него убрал, дабы дать ей при стечении общества рецензию благоприятную, и заявку от Никиты Ивановича туда же уложил. Вышел он из здания редакции, сел в автомобиль, и на улицу Стрелецкую, что в самом центре Лиходейска распологалась, сей же час направился.

Первый, кого повстречал он по лестнице в шестой этаж здания древнего, с лепниною и каминами, где стая литераторская собираться имела обыкновение, поднимаясь, был сочинитель начинающий Алексей Севастьянович Ватрушкин. Сочинитель тот состоял при стае писательской уж восьмой год без малого, и за все время то начинающим считаться не перестал; известен он был рассказом единственным, что в сборнике малотиражном опубликовал лет эдак пять назад, да несколькими пьяными скандалами.

Отчего средь населения литераторского именно в этом доме собираться повелось, того никто уж не упомнит. Известно только, что любого писателя россейского камины и лепнина притягивают к себе самым мистическим образом, как магнит железо иль иной металл какой завсегда к себе притягивает.

Едва сочинитель Ватрушкин Романа Вениаминыча по лестнице поднимающимся увидел, как затушил он тотчас папироску о стену каменную, и на шеках его образовалась улыбка приветливая во всю ширь физиономии. - Ах, господин Липатов, какая радость! - Воскликнул он, беря Романа Вениаминыча под локоток по-дружески. - Слышали ли новость? Как, не слышали? Ведь все уже знают. Писателя-то, Никиту Натужного помните ли? Так вот помер он, бедолага... Как помер? - Остановился Роман Вениаминыч осаталнело, с лестницы едва не оступимшись при словах таких. - Да как, обыкновенно... - Растерялся Алексей Севастьянович.

- Я ж его сегодня с утра самолично лицезрел, в редакции "Меч и Секира", - изумился Роман Вениаминыч еще более. - То-то и оно, - улыбнулся ему сочинитель Ватрушкин сочувственно, - известно, лицезрели. А вот как вышел он от вас, купил четыре бутыли водки в магазине гастрономическом, поднялся к себе и помер сразу же. Нам опосля того чуть ни каждому из присутствия судебного звонили: "Никиту Иваныча Натужного знаете ли?" "Знаем, отвечаем, как не знать?" "А что, говорят, можете вы сообщить по поводу кончины его безвременной?" "Так когда ж скончался-то он?" - спрашиваем. "А вот водки в магазине купил, и скончался" - отвечают.