С Иванов - Марш авиаторов

Настроение наше ползло вниз, словно стрелка высотомера.

- Хорошая, чувствую, будет рыбалка, - нарушил молчание Леха. Он открыл банку и понюхал ее содержимое, ковырнув сверху кончиком ножа. - Нормальная тушенка, - сказал он и плеснул водку в кружку.

Нарезав хлеб, он сделал бутерброды и, подав командиру кружку и бутерброд, произнес вместо него тост:

- Ну, капитан, давай - за удачу.

Юра молча выпил и принялся жевать хлеб с тушенкой. Вторым выпил Ильин и сказал:

- А вроде и ничего...

Мишка Репников - второй пилот и заядлый рыболов, между своими просто Репа - обнадеживающе произнес:

- А чего вы хотели? В круиз по Волге? Рыбалка есть рыбалка: лишь бы добраться до места...

- А кто тебе сказал, что - рыбалка? - хохотнул вдруг Ильин. - А может охота? А мы будем дичью...

Он достал сигареты и закурил, быстро убрав пачку обратно в карман плаща.

Водка была хорошая и сразу же ударила в голову. Приоткрыв дверь, Леха высунулся наружу.

Из темноты в каюту ворвался свежий ветер, пахнувший водой и солярой. Нос буксира с шумом рассекал волны. Я смотрел в приоткрытую дверь и видел только край борта с невысоким ограждением: дальше была темнота и вверху - яркие точки звезд, словно проколотые булавкой дырки в незнакомый, сияющий мир.

- Штурман, - обернулся к нам Леха, - запоминай на всякий случай дорогу: звезды-то видал какие?

- Круглые, - ответил Ильин. - Наливай.

Машина застопорила ход, и буксир, плавно покачиваясь, поплыл по инерции, легко и глухо стукнувшись обо что-то правым бортом. Захлопали какие-то дверцы, тишина наполнилась топотом ног по железной палубе и говором людей.

Мы вышли из каюты и увидели справа от себя большой двухпалубный теплоход с длинным рядом иллюминаторов по борту и ярко освещенной надстройкой на верхней палубе. Это, как потом оказалось, была кают-компания.

Перед нашим буксиром, также пришвартованный к левому борту теплохода, стоял небольшой кораблик, похожий на наш, только гораздо меньше. За его кормой, чуть сбоку, виднелась привязанная к поручню лодка. К нам подошел уже знакомый водитель-охранник, в машине которого мы с Ильиным ехали из аэропорта, и сказал:

- Командир и штурман пойдут на этот, - он кивнул головой на теплоход, остальные - идите туда, - показал он рукой на стоявший впереди буксира кораблик.

Юра и Ильин перешли на палубу теплохода, а мы, передавая друг другу свои командировочные сумки, спрыгнули с носа буксира на корму кораблика. Нас встретил одетый в ватник и кирзовые сапоги молчаливый матрос и повел к рубке.

Рубка была маленькой. Спереди, перед большим квадратным иллюминатором, находилось колесо штурвала с торчавшими по лимбу толстыми и короткими, словно сардельки, рукоятками. На противоположной от него стенке, над полом, светилось невысокое квадратное отверстие - по-видимому, вход в трюм - с откинутыми в стороны дверцами.

В рубке было тепло.

- Вниз спускайтесь, - сказал матрос, и мы, по одному, полезли внутрь.

Трюм был ярко освещен, и в нем было уютно. По обоим бортам располагались одна над другой четыре застеленные байковыми солдатскими одеялами койки: это был кубрик.

Стены кубрика повторяли овальную форму бортов, сужаясь к носу и нарушая привычную геометрию жилого помещения, это было забавно и ничуть не портило общего вида, даже наоборот - почему-то повышало настроение. В самом носу, также по бортам, висели еще две койки, а под ними была сооружена лежанка, похожая на треугольную тахту. Рядом с крутой, почти вертикальной лестницей, по которой мы спустились, стоял привинченный к перегородке небольшой стол с двустворчатой тумбочкой, похожий на кухонный.

Мы собрались под лестницей, ожидая, когда в кубрик спустится встретивший нас матрос, и многозначительно переглянулись.

- А я что говорил? - восхищенно прошептал Мишка. - Главное - добраться до места!

Сверху до нас доносился чей-то разговор: это наш матрос с кем-то беседовал. Голоса умолкли, и по лестнице загрохотали его кирзовые сапоги. Матрос спустился в кубрик и сказал:

- Выбирайте койки.

Это был молодой парень. Похоже, он был из тех, кто если не знает ответа на ваш вопрос, то так и скажет: "Не знаю". Он стоял, смотрел и ждал.

- А какие свободны? - спросил Леха.

- Да все равно, - ответил парень. - Ложись на любую, какая понравится.

- Неудобно как-то...

- А чего неудобно? - проговорил он, удивляясь. - Ну, если хотите - в носу можете...

- Пошли в нос, - сказал Мишка и первый направился к лежанке.

Мне всегда нравилось спать на верхних койках. Это у меня осталось еще с детства - от путешествий на поездах во время каникул: там, наверху, никто тебя не трогает и можно спокойно лежать, слушая стук колес. Когда я у себя дома соорудил для дочек двухъярусную кровать (комната в коммуналке, где мы жили вчетвером, была очень маленькой - всего четырнадцать метров, и я называл ее на манер космической станции - "Салют-4"), то иногда вечером, если моя младшая дочка смотрела "Спокойной ночи, малыши", сидя на диване, я забирался на ее верхнее место и тихо наслаждался одиночеством, пока меня оттуда не сгоняла жена. Поэтому я занял верхнюю койку, причем по левому борту: привык засыпать на правом боку, лицом к стенке.

Раньше, в холостяцкой своей жизни, я мог засыпать как угодно и на каком угодно боку. Однажды я даже заснул, стоя на четвереньках перед диваном и положив на него голову, поскольку не имел сил положить на него все остальное. А уже после того, как женился, меня приучили засыпать именно на правом боку. Причиной этого было то, что на нашем диване спать вдвоем можно было только в этом положении. А поскольку моя жена могла засыпать только на правом боку, то приучила к этому и меня. После всяких нежностей и прочих веселых приготовлений ко сну, она, в завершение всего, командовала: "На-пра-во! Раз-два-три!" На счет "раз" - я оказывался на левом боку, на счет "два" - на спине и уже на счет "три" - носом к стенке, на правом боку. Иногда, правда, это происходило не по команде и без резких движений или даже без движений вообще, а так - само собой...

Мы бросили сумки на выбранные нами койки и пошли смотреть, как разместились наши привилегированные товарищи.

Товарищи, оказывается, нас уже ждали, глядя с высоты своего положения на то, как мы неуклюже карабкаемся по трапу - деревянной лестнице, переброшенной на наш кораблик с теплохода. "Никакого флотского шику", - комментировал наше восхождение Ильин.

- Ну, как каюты? - спросил Мишка, ступив на палубу теплохода первым.

- Одноместные, - ответил Ильин. - Как и положено командному составу. Прошу, - пригласил он нас в свою каюту.

Маленькая каютка с железной кроватью и деревянной тумбочкой ничем нас не поразила. Тем более, что в ней ощущалась вибрация и был слышен гул работавшей внизу судовой машины. И к тому же в ней было холодно. В нашем - пускай и общем - кубрике было лучше, но мы об этом говорить не стали, чтобы Ильин не потребовал немедленного "честного" обмена.