С Иванов - Марш авиаторов

Летали мы по московскому времени - с четырехчасовой разницей, так что, когда садились, на Диксоне уже был глубокий вечер. Соответственно, единственное кафе, где можно было перекусить, было уже закрыто.

Быстро прикончив продукты, привезенные с собой из дома, мы начали потихоньку роптать: в магазине нам ничего не продавали, поскольку мы не были островитянами и талонов у нас не было. Особенно болезненно ощущался недостаток курева.

И тогда, собрав совет, мы отправили в поселок к депутатам двух ходоков пилота-инструктора Мышкина и второго пилота Мишу Репникова - с целью получения местных талонов.

С риском для жизни перебравшись с острова на материк, где находилась администрация, чудом уцелев в трясущейся "гэтэтэшке", шедшей по тонкому льду пролива по самые гусеницы в воде, они с ходу получили депутатский отказ.

- Нет, - коротко и ясно сказали им депутаты.

- Почему? - удивились они, не понимая, как это шесть человек могут обожрать население целого острова.

- По кочану, - ответили депутаты и ушли на обед.

Погуляв по поселку и поглядев на живущего в снежной пещере у дороги белого медвежонка, усыновленного здоровенным полярным псом, а также на недоступные продукты в магазинах, они вернулись в здание администрации и решили провести разведку.

Они отловили какого-то мелкого чиновника, кажется, завхоза, и тот объяснил им, что депутаты здесь - никто, и имя у них - Никак, и что управляет всем на свете не посаженный на царствие глава администрации с боярами-депутатами, а серый кардинал - зам по торговле, по фамилии Кибиткин.

Пошли к Кибиткину. Но и Кибиткин, выслушав их, отрицательно покачал головой:

- Вы прилетели и улетели, а у нас пришел в прошлом году караван - и все. А будет ли в этом - еще неизвестно.

Мышкин попробовал возразить, сказав, что сигареты, тушенка и гречка лежат здесь уже лет пять и еще столько же пролежат.

- Ну и что? - ответил на это Кибиткин. - Это наше дело.

- Что же нам - подыхать? - воззвали к его совести ходоки.

- А я вас сюда не приглашал, - парировал Кибиткин. - Впрочем, если вы сможете оказать для нас небольшую услугу, то, я думаю...

В общем, он предложил Мышкину сделать левый рейс в Норильск и привезти оттуда две тонны колбасы. За это он пообещал выделить талоны на тушенку, сигареты и сахар, а может, еще и на масло.

- А на каком основании и за чей счет? - поинтересовались ходоки. - Туда и обратно - восемь часов летного времени, соответственно - расход топлива, плюс стоимость "взлет - посадки" в Норильске.

- А уж это - ваши проблемы, - развел руками Кибиткин. - Талоны-то вам нужны? В общем, как хотите.

Предложение Кибиткина было неприемлемым. Вдобавок на следующий день при заходе на посадку Мышкин (наверное, с голодухи) так приложил аэроплан о посадочную полосу, что смялась створка люка передней ноги, и мы улетели домой - чиниться, а заодно запастись провиантом.

Обратно на Диксон мы вернулись уже опытными полярниками: картошка, сигареты и тушенка были у нас с большим запасом. С таким, что мы даже ухитрялись менять картошку на питьевой спирт...

Погода Диксона резко ухудшилась: нижняя кромка облаков была уже на высоте семидесяти метров...

- Вадик, возьми погоду Сабетты, - сказал Хурков.

Сабетта - единственный поселок на Ямале, где был пригодный для нашего лайнера аэродром, - оказался и вовсе закрытым: ливневой снег, видимость ноль... Ближайшим аэродромом была Амдерма, но туда мы уже вернуться не могли: топлива осталось совсем немного...

Стали готовиться к снижению, и вдруг в кабине аппетитно запахло супом: это вошел Вовочка, держа перед собой кастрюлю. Он присел на нижнее свободное откидное сиденье и взял на себя функции гироскопа - то есть сохранял кастрюлю все время в горизонтальном положении: началась легкая болтанка.

Двадцать минут снижения прошли в полном молчании: слышны были только короткие реплики Ильина: "Доверните вправо... еще два градуса... хорошо..." Плохо было то, что из двух приводов работал только один - ближний, расположенный перед торцом полосы, а на него еще надо было выйти, и теперь вся надежда была на штурмана - он должен был в сплошной облачности вывести нас на полосу.

С первого раза мы промахнулись: вывалились из облаков уже над самой полосой и, дав движкам взлетный режим, ушли на второй круг выполнять заход "по коробочке".

"Коробочка" - стандартный заход на посадку с четырьмя разворотами. С четвертого разворота мы должны были выйти на торец взлетно-посадочной полосы ничего особенного, если работают два привода. На Диксоне же работал только один, и тот - ближний.

Четвертый разворот. Выходим из крена. Ни черта не видно. "Сыплемся" вниз со скоростью пять метров в секунду: сто метров - ничего, восемьдесят - то же самое, шестьдесят, тридцать... Вот она! Мы выскочили из облачности почти над ближним приводом - вагончиком с намалеванными вдоль стен красно-белыми полосами, но теперь - под углом градусов шестьдесят к полосе, носом на стоявший на береговом утесе шар локатора.

- Уходим! - крикнул Мышкин.

"Только куда?" - мелькнуло у меня.

- Садимся! - ответил Хурков.

Движение ногами - самолет швырнуло в сторону. Вовочка тоже сделал круговое движение кастрюлей с супом, продолжая ее держать на вытянутых руках и не пролив ни капли...

Секунда - и мы на полосе. Самолет подпрыгивает на неровностях: катимся...

Зарулив на стоянку, Леха выключил движки. Снаружи что-то брякнуло металлом о бетон: техники бросили под колеса стояночные колодки. Хурков молчал, задумчиво глядя через лобовое стекло на стоявшие впереди вертолеты. Мы тоже молчали: ждали, что он скажет...

Первым зашевелился Мышкин: отстегнул привязной ремень, снял с головы гарнитуру и, повесив ее на рукоятку штурвала, с кряхтением начал приподниматься. Леха, встав со своего сиденья, освободил ему дорогу. Вовочка ушел в салон, унося с собой аромат супа. В открытую дверь следом за ним вышел Мышкин. Мы с Лехой посмотрели друг на друга, и Леха, пожав плечами, тоже ушел: все ясно - послеполетного разбора не будет. И действительно, что тут разбирать: мы - на Диксоне...

Вовочка водрузил кастрюлю на столик и с железным звоном доставал из своей безразмерной сумки миски и ложки.

Сидя за столиком у борта, брат жены водителя наблюдал за его приготовлениями.

Мышкин оделся и, взяв свой портфель, начал протискиваться по узкому проходу между ящиками с пивом, направляясь к выходу.

- Михалыч, а суп? - нарушил общее молчание Леха.

- Спасибо, не хочу, - сказал Мышкин. Потом, надев на голову шапку, добавил, качнув головой: - Чикалов!

Шапку он надел задом наперед, и Леха сказал ему вслед:

- Шапку надел неправильно.

Мышкин перевернул шапку кокардой на лоб и вылез наружу.

- Ну, что? - потирая руки, проговорил Леха, глядя на закрытую крышкой кастрюлю. - Супчику?