Александр Яковлев - Повольники

Поднялись до цементного завода, выехали на середину и, бросив весла, поплыли по течению, мимо города. Пили, пели, орали. Самогон на этот раз попался плохой, кого-то стошнило.

- Товарищи, дуй мою любимую! - заорал Боков.

И все нестройно запели "Из-за острова на стрежень".

Боков сидел на ковре, опустив голову, потряхивая ею, и в такт песни постукивал ногой.

Нина обхватила его шею белой рукой, и тоже пела, немного пьяненькая.

Волга. Волга, мать родная...

Боков поднял голову и тупо посмотрел кругом - на товарищей, оравших песню, на пьяненькую Нину, на дальние берега, и вдруг поднялся большой, чернявый, вытянул руки в стороны, взмахнул и заорал громче всех, прадедовским оглушительным голосом:

Мощным взмахом поднимает

Он красавицу-княжну...

Он наклонился к Нине, схватил ее под руки и приподнял. Та испуганно глянула ему в глаза и... сразу поняла все. Как змея, она вывернулась и упала на дно лодки, возле скамьи. Боков схватил ее поперек туловища и попытался поднять. А сам орал:

И далеко прочь бросает...

Нина вцепилась как гвоздь в лавку, обвила руками и завизжала:

- Карау-ул!..

Песня здесь, на боковской лодке, сразу оборвалась. Орал только сам Боков. И на других лодках орали:

В набежавшую волну.

- Караул!.. Спасите!.. - визжала Ниночка.

Боков рвал на ней платье, подвинул к борту, но Нина теперь вся белая на солнышке, голенькая, держалась за скамью крепко. Лодка качалась, готовая перевернуться.

- Боков! Гараська! Что ты делаешь? - закричали испуганные голоса.

- Боков, брось!

- Ха-ха-хо-хо...

- Товарищ Боков, бросьте!

- Караул!.. Родимые, спасите!

- Утоплю!..

Кто-то навалился на Бокова, пытался удержать его. Началась борьба. Боков схватил Нину за косу.

- Пусти. Прочь!..

- Боков, опомнись!..

- Прочь!

Раздался выстрел.

- Карау-ул!..

Лодки сгрудились. Кто-то ударил Бокова веслом по шее. Ниночка в разорванной рубашечке, в кружевных панталончиках и черных шелковых чулках начала прыгать из лодки в лодку. У ней на голой груди поблескивал золотой медальон, а пониже под грудью и на животе краснела свежая царапина. Боков прыгнул за ней.

- Бейте ее, суку. Топите!.. А-а-а...

Ниночка визжала, вся обезумевшая.

- Боков, брось. Чорт, брось!.. Что ты? Очумел?!

- Убью!..

Догадались оттолкнуть лодку, в которую прыгнула Ниночка. Боков прыгнул и упал в воду. Его выволокли на большую "атаманскую" лодку, мокрого, ругающегося. Ниночка уже ехала поспешно к городу, на маленькой лодке.

- Стой, куда? - орал Боков. - Убью!

Он хотел стрелять из револьвера, ему не дали.

- Всех к стенке!.. Я вам покажу. Прочь! А ты... нынче же тебя удушу... - грозил он вслед уплывающей лодке.

- Вы... Греби за ней. Греби!.. Ну... А-а, та-ак!..

* * *

А кто-то считал грехи Бокова. День за днем так вот и вел бухгалтерские записи.

- Реквизировал в свою пользу. Убил. Пьянствовал. Дрался...

А кто-то считал его грехи, считал. Считал и Ниночкины грехи. Где-то далеко, в столицах, в советах, думали, почему мужики бунтуют. Крестьянская власть, а мужики: "долой эту власть".

И вот додумались, и подул новый ветер.

Однажды вечером прибежал к Бокову взволнованный Любович. Согнулся, угодливый и вместе наглый.

- Товарищ Боков, вы слышали? К нам выехала ревтройка.

А Боков в этот день был пьян. И вчера был пьян. И в субботу.

- Не жжелаю! - проворчал он и отмахнулся рукой.

- Но вы понимаете? Это же дело серьезное. Как вы не боитесь?

Боков повернулся и пьяными глазами посверлил лицо Любовича.

- Кто-о? Я-а? Бояться? Гараська Боков?.. Ни чорта, ни бога, ни царей, ни комиссаров не боится. Всех к...

- Но поймите, тройка ведь едет, тройка.

- Тройка?.. К чорту тройку. Я сам целый десяток.

- Покаетесь вы, товарищ Боков, поздно будет.

Боков стал, как клюква.

- Ты кто тут такой? А? П'шел вон, сволочь... А то - счас к стенке!

* * *

Да, тройка приехала. Но и не тройка даже, а целый отряд, готовый к борьбе и завоеваниям.

Пришли в плигинский дом люди властные, с какими-то бумажками, которые действовали, как талисман. Один - в казинетовом пиджаке, в ситцевой рубашке с грязноватым воротом, с рыжей бороденкой - лез везде. Обошел весь дом - плигинский-то, все пятнадцать комнат, открыл дверцы буфета, где Ниночка хранила припасы на случай чего. В будуар к ней зашел. В будуар!.. Все вынесла спокойно Ниночка. Даже, когда в буфет заглянули. Но в будуар...

- Не смейте, не смейте. Не имеете право заходить сюда.

И ножкой капризно топнула.

- Гаря, да скажи им. Это безобразие.

А рыжебородый смотрел на нее с любопытством, как на зверька какого.

- Вы не имеете права. А вы кто такие?

А рыжебородый нахмурился, покрутил бороденку пальцами.

- Это заня-ятно, сударыня.

Так и сказал:

- Сударыня.

И два других - во фрэнчах, холодно, оба со светлыми глазами, кривили в улыбке губы.

И знаете, ведь залезли в Ниночкины сундуки, все вывернули, перебрали, и все сложили в ящик и опечатали.

Тут только Ниночка поняла, что случилось необыкновенное. Она беспомощно оглянулась на Бокова. А тот - хмурый, полупьяный с похмелья - глаза в пол - молчит. У Ниночки нервно задрожали губы. Она вдруг рассмеялась.

* * *

Судили их на другой день. В том же плигинском доме, в зале, где справляли немного месяцев назад свадьбу.

Боков и Ниночка сидели в углу, чуть в тени. А свидетели - все на свету. Делегатки с заводов, те самые, что пели "во лузях", раз'езжая по городу в автомобилях. Служащие совета, бородатые мещане. Они боязливо смотрели в тень на Бокова, на Ниночку и говорили:

- Забрал, отнял, убил.

Боков сидел, будто к стулу прирос, смотрел на них злыми угрюмыми глазами, и губы шевелились в угрозе:

- А, предатели. Ну-ж, я вам.

Судьи же ровненько вели дело, спокойно выспрашивали, как Боков пировал, отнимал, убивал. И ни у кого доброго слова не нашлось о Бокове. Увидели все! не жизнь - угар.

Потом рыжебородый позвал:

- Товарищ Лунев.

Оба - и Ниночка и Боков - переглянулись.

- Вот идет наша защита.

Лунев вошел все такой же: лицо благообразное, борода расчесана, волосок к волоску. Но в пиджаке потрепанном, чтоб походить на товарищей вот этих, что сидят за столом. Он не взглянул ни на Бокова, ни на Ниночку. Просто заговорил:

- Пил. Буянил. Грабил. Убивал. Срамил.

Боков вдруг вскочил, и не успели часовые опомниться, он уже подмял под себя Лунева, таская его за бороду, и колотил головой о пол.

Сразу всякий порядок нарушил...

Тем суд и кончился.

Рыжебородый прочитал приговор:

- Боков и Нина Белоклюцкая приговаривались к расстрелу за дис... дис... Этакое какое-то слово: дис... дис... и дальше - про Советскую власть что-то. И слова-то такого Боков прежде не слыхал. Да. Пошли слова разные...

* * *

Где-то на задах, за каменным забором плигинского дома, в третий раз протрубил вещий петух.