Николай Гейнце - Под гнетом страсти

— Посмотрите, — сказал один из них, рассматривая, прищурившись, единственную пустую ложу, находившуюся напротив, — Анжель еще не приехала.

— Но ведь только кончается первый акт, — ответил другой, — она никогда не приезжает ранее половины второго, именно в тот момент, когда это производит всего больше эффекта.

— Кстати, кто теперь ее повелитель или, лучше сказать, раб? Кажется, этот несчастный Гордеев, разоренный вконец, уезжает в Ташкент.

— Совершенно верно.

— Не долго же он продержался!

— Что поделаешь? Эта наша общая участь! — заметил фатовато самый юный из собеседников.

— О, только не вам предстоит эта участь! — перебил доктор. — Анжель любит, чтобы игра стоила свеч, любит заставлять о себе говорить…

— Однако, если бы я предложил свои услуги! — надменным тоном возразил юноша.

— Она бы вам ответила, как одному из моих приятелей: "Приходите тогда, мой милый, когда у вас умрет дядюшка!"

Не дожидаясь ответа, Звездич обратился к Виктору Аркадьевичу:

— Ты уезжаешь завтра?

— Да, у меня месячный отпуск.

— Куда же ты едешь?

— По обыкновению, в Москву, а оттуда в подмосковное имение князя Сергея Сергеевича Облонского. Там я должен встретиться с графом Львом Ратицыным, который уехал вчера вечером.

— К Облонскому? — вмешался в разговор один из трех франтов.

— Да! Вы его знаете?

— Кто же его не знает! — вставил снова самый юный из франтов.

— Облонского знает весь Петербург, авторитетно подтвердил первый, спросивший о князе. — Но скажите, пожалуйста, что он поделывает, этот молодящийся старец? Вот уж года два, как его положительно нигде не видно.

— Он, вероятно, остепенился, — заметил другой пшют. — Когда нет более зубов, то поневоле перестанешь щелкать орехи.

— Если нет своих зубов, то есть вставные, — отвечал доктор, смеясь, — прекрасное средство! Впрочем, вы не шутите насчет князя Облонского, вам никогда не удастся быть таким молодым, как он, несмотря на то что ему пятьдесят лет. Верьте мне как доктору, что старость зависит не от количества лет, и не жалуйтесь на отсутствие князя. Когда ему придет в голову снова явиться между вами, он сумеет всех женщин привлечь к себе, и вы увидите, попомните мое слово, что в один прекрасный день он явится с какой-нибудь молоденькой и хорошенькой девушкой и даст ей ход, как и многим другим.

— В качестве покровителя?

— Нет, в качестве счастливого любовника!

— Пусть! В конце концов это будет на руку нам, молодым.

— Если вы только все не умрете раньше его! — серьезным тоном заметил Звездич.

В это время в театре раздался шепот и все взоры устремились на ложу, остававшуюся до сих пор пустой.

В ней появилась дама.

Остановясь на минуту и окинув равнодушным взглядом весь театр, она небрежно опустилась на передний стул и, опершись локтем на борт ложи, принялась лорнировать публику, видимо, нисколько не интересуясь пьесой, второй акт которой только что начался.

— Вот и Анжель! — шепнули друг другу молодые люди.

— Она сегодня раньше обыкновенного! — заметил Петр Николаевич. При этих словах Виктор Аркадьевич повернул голову по направлению к ложе, где сидела та, о которой шла речь, и был поражен оригинальной красотой прибывшей.

Большие черные миндалевидные бархатные глаза, тонкие темные ресницы резко выделялись на матовой белизне лица с правильными красивыми чертами. Несколько выпуклый лоб, окаймленный густыми красновато-золотистыми волосами, оригинальность прически которых увеличивалась небрежно вколотой в них с правой стороны звездой из крупных бриллиантов чистейшей воды.

Она была без шляпки и вошла в ложу в широком плаще с капюшоном, который и был накинут на голову.

Войдя, она небрежно откинула его.

Изящный туалет на ее высокой гибкой и грациозной фигуре носил отпечаток какой-то изящной, но вместе с тем и вызывающей небрежности.

Выражение ее красивого лица было спокойно до величественности.

Она была, по обыкновению, вся в черном.

На ее высокой груди горела другая бриллиантовая звезда, немного более той, которая украшала ее волосы, и две миниатюрные звездочки блестели в ее розовых ушках.

Бобров смотрел на эту "рыжую красавицу" с нескрываемым восторгом.

— Что? Хороша? — спросил доктор, наклонясь к его уху.

— Кто эта женщина? — прошептал тот.

— Да ведь это Анжель! — просто отвечал Звездич.

— Анжель! — с недоумением повторил громко Виктор Аркадьевич.

Это имя ничего не говорило и ничего не объясняло серьезному деловому человеку.

Три их компаньона, заметив его недоумение, громко расхохотались, не заботясь о том, что мешают ходу пьесы и не обращая ни малейшего внимания на энергичное шиканье по их адресу со стороны публики.

Их смех как бы говорил: откуда взялся он, если не знает Анжель?

Бобров покраснел до корней волос.

— Пусть их смеются, — шепнул на ухо молодому человеку Петр Николаевич, — а ты благодари Бога, что не знаешь ее!

— Объясни мне…

— После, а теперь послушаем пьесу, она глупа до смешного.

Водворилось молчание, и через полчаса опустился занавес — второй акт окончился.

Во время восторженных вызовов "парижской дивы" наши три франта вышли из ложи и оставили Звездича с Бобровым вдвоем.

Анжель, между тем, кланялась направо и налево с движением руки или улыбкой; ложа же ее стала наполняться теми постоянными посетителями первых рядов, как милости, с глупой улыбкой на устах искавшими благосклонного взгляда ее темных глаз.

Она казалась королевой среди своих придворных.

Виктор Аркадьевич, не перестававший на нее смотреть, обратился к доктору:

— Скажи же мне, кто эта женщина?

— Разве ты этого не видишь?

— Догадываюсь…

— Знаешь, сколько ей лет? — спросил Звездич.

— Это вполне расцветшая женщина, ей на вид лет двадцать пять.

— Да, действительно, хотя по метрическому свиде тельству ей уже около сорока, но и это неправда — ей четыре тысячи лет.

— Четыре тысячи! — засмеялся Бобров.

— Ни более, ни менее, мой друг! Она носила массу названий, массу костюмов, говорила на всех языках Вавилонского столпотворения, но это все та же женщина: гетера, куртизанка, лоретка, содержанка, кокотка горизонталка; Фрина, Аспазия, Империя, Армида, Цирцея, Ригольбош или Анжель. Это кровопийца, женщина веселья, опустошающая карманы и притупляющая умственные способности — ее сила в животной стороне человека.

— Есть исключения! — пробормотал Виктор Аркадьевич.

— Черт возьми! Я это знаю — одно есть в сто лет. Они на счету, эти исключения. Истинная любовь — это высокое, прекрасное, благородное чувство, удел людей с возвышенным сердцем и умом — так редка, что в продолжение целых веков сохраняются и записываются в народной памяти и истории человечества наряду с величайшими гениями имена избранников судьбы, умевших любить всем сердцем, всей душой, умевших жить своею любовью и умереть за нее.