Василий Аксенов - Звездный билет (сборник)

Подсел автор, с печалью стал смотреть на смеющихся друзей. Когда они замолчали, он показал им указательный палец, чем вызвал вспышку уже совершенно нервного смеха.

— Вы что, на мели, что ли, ребята? — спросил он.

— Смотри-ка, что значит писатель! — воскликнул Олег. — Психолог!

— Инженер человеческих душ! — бабахнул Миша.

Эдуард захохотал.

— Не вздумайте им одалживать, — сказала Таня автору. — Это бессмысленно.

— Я и не думаю.

— А мы не нуждаемся. — Олег подмигнул товарищам, и они засмеялись.

— Сегодня нас полковник угощает. — Эдуард хлопнул по плечу Кянукука. — Верно, старик, а? Угощаешь друзей?

— Коньяк для всех! — крикнул Кянукук официанту.

Троица прыснула.

— А завтра? — спросила Таня.

— А завтра приедет генерал, — быстро сказал Миша.

— А потом адмирал, — догадался Эдуард.

Тут уж началось такое веселье, что стулья пошли трещать.

— Хватит дурачиться, ребята, — сказал Олег. — Таня, не волнуйся, завтра у нас будут деньги.

— А я волнуюсь, — встрепенулась Таня, она словно обрадовалась возможности поязвить. — Я так волнуюсь, вы даже себе не представляете. Я ужасно волнуюсь, что будет с вами, бедные крошки. Пропадете ведь вы, малыши, одни в незнакомом городе. Ах, я так волнуюсь за вас…

«Ишь ты, заговорила голосом своего муженька», — подумал Олег.

Он вспомнил о Марвиче, о победе над ним, и волнующий медный голос победы звучал в нем, заглушая мелкое раздражение, и обиду, и неловкость.

К столу подошел физик. С полминуты он постоял за спиной у веселящегося Эдуарда, покачиваясь с пятки на носок и разглядывая всех поочередно, словно в первый раз увидел.

— Я попрощаться, — сказал он Тане. — Пошел дождь, и я уезжаю.

— Да что вы, Борис! — воскликнула Таня с досадой.

— Пошел дождь, и я уезжаю, — повторил физик. — Как и говорил. До свидания.

— А ты куда сейчас? — спросил автор.

— Сначала в Москву, а потом в свой ящик.

— В какой еще ящик? — растерянно спросила Таня.

— Разумеется, в почтовый ящик, — поклонился физик.

Он попрощался со всеми за руку. Тане поцеловал руку, а Кянукука потрепал по щеке.

— Подожди, — сказал автор, — я с тобой поеду.

Автор вскочил и тоже стал жать всем руку, а Таню поцеловал.

— По рюмочке коньячка на дорожку, мальчики! — воскликнул Кянукук.

Он ничему не удивлялся. Наливая коньяк, он только думал: «Дождь пошел, а где мои штиблеты за девять тридцать?»

Подняли рюмки.

— Счастливо, друзья, — сказал Олег. — Хорошо мы здесь с вами провели время.

— Главное, без ссор, — добавил Эдуард.

— Тихо-мирно, как в лучших домах Филадельфии, — подхватил Миша.

— Прекрасная у вас память, Миша, — сказал физик, выпил и пошел к выходу.

— Тебе нужны деньги? — шепнул автор на ухо Кянукуку.

— Нет. Лишние деньги только мешают.

— Ну, пока, — сказал автор и поспешил вслед за физиком.

Таня видела, как они вдвоем пробрались через толпу и вышли в вестибюль гостиницы, как физик сел там на свой чемодан и раскрыл газету, а автор побежал наверх, по всей видимости, собирать вещи.

За столом воцарилось молчание. Почему-то все были несколько обескуражены неожиданным отъездом этих двух людей.

Дверь в вестибюль долго оставалась открытой, и долго можно было видеть спокойную фигуру физика, сидящего на чемодане и читающего газету.

Вдруг на середине фразы оркестр замолчал. Толпа танцующих прекратила свою работу и выжидательно замерла. В дверях возникло какое-то движение, кто-то вбежал в зал, высоким голосом циркача крикнул: «О-ле, синьоре!» — увидели Марио Чинечетти.

Итальянец, подняв над головой руки, бежал сквозь расступившуюся толпу к эстраде. Глаза девушек сияли. Итальянец был как с картинки, жесткие черные волосы, расчесанные на пробор, полосатый пиджак с большими блестящими пуговицами, ослепительная белая сорочка, черный галстук, серые брючки — маленький, верткий, очень ладный, стопроцентный итальянец бежал сквозь толпу. Приветствовал всех. Сиял. Был полон энергии. Прыгнул на эстраду и подлетел к микрофону.

— Буона сера, грацио, синьорес! — крикнул он и столь же легко и свободно перешел на русский язык: — Дорогие друзья, мы приветствуем вас в нашем ресторане! Здесь вы можете получить изысканные блюда, гордость нашей кухни, котлеты «Деваляй», котлеты «Ле Спутник», а также фирменное блюдо — салат «Бристоль» с анчоусами! Чувствуйте себя как дома, но… — Он подмигнул, скорчил очень странную гримасу и закончил с неожиданно сильным иностранным акцентом: — Но не забывайте, что вы в гостях!

Грянули «черно-голубые», и Марио Чинечетти исполнил перед микрофоном несколько па твиста. «Дорогие друзья», каждый из которых по меньшей мере раз в неделю посещал этот ресторан на протяжении многих лет, замерли с открытыми ртами — такого они еще не видели.

Итальянец обхватил микрофон руками и таинственно зашептал:

— А теперь Марио Чинечетти позабавит вас несколькими песнями из своей интернациональной программы.

Он выпрямился и закричал:

— «Очи черные» так, как их исполняет великий Армстронг, мой друг!

Он запел очень громко и хрипло, подражая своему великому другу. Потом спел твист, потом еще что-то. И все время танцевал вокруг микрофона, он был очень подвижен: сказывались хорошая тренировка и темперамент, свойственный жителям Апеннинского полуострова.

В зале царил неслыханный энтузиазм, девушки благодарили небо, пославшее им Марио Чинечетти.

— Вот это артист! — сказал Олег, улыбаясь.

— Я же говорил — новая волна! — изнемогая, стонал Кянукук.

— Где-то я видел этого певца, — сумрачно произнес Эдуард.

— Не в ростовском ли ДОПРе? — тут же «припомнил» Миша.

— Надо поразузнать о нем. — Эдуард многозначительно кашлянул и пригласил Таню танцевать.

Они «твистовали», стоя друг против друга. Таню смешила мрачная физиономия Эдуарда. Ее все начинало смешить в этот вечер. Марио, прыгающий на эстраде, все ее друзья, публика, провинциальный модерн этого зала, настороженное лицо администратора.

А администратор уже «сделал стойку». Он высмотрел несколько жертв в толпе танцующих, но больше всех его волновала белобрысая парочка молокососов — худенький паренек в яркой штапельной рубашке и его девушка с красными пятнышками на лбу, с натянутой жалкой улыбочкой, причесанная под Бабетту.

«Вшивка, — зло шептал он про себя. — Вот как эти прически называются — „вшивка“».

Одернув пиджак, он строго подошел к этой паре и произнес:

— Прошу вас выйти из зала.

— Почему? — удивился белобрысый.

— За что? — сразу скуксилась «бабетта».

— Подвергаетесь штрафу за извращение рисунка танца, — сказал администратор.

— Разве мы извращаем? — дрожа, спросил паренек.